Лабиринт Один: Ворованный воздух

Наиболее ярким пацифистским произведением Виана был рассказ «Мурашки», давший название сборнику рассказов, вышедшему в 1949 году и в то время совершенно не замеченному критикой. В рассказе, написанном от имени американского солдата, высадившегося в Нормандии, противник вовсе не обозначен, цель войны не определена, но зато подчеркнута ее чудовищность и нелепость для «живых людей». Рассказ заканчивается тем, что солдат наступает на мину и оказывается в безвыходном положении (мина взорвется, если убрать ногу). Пацифизм Виана отчуждал писателя от обоих политических лагерей, как левого, так и правого, превращал его в одинокую фигуру. Критика, которая после войны была особенно политизирована и главное свое внимание сосредоточивала на содержании, проходила мимо этой фигуры.

Ответственными за «всеобщую живодерню» Виан выставляет генералов (пьеса «Полдник генералов»), по своему усмотрению, но всегда с удивительной тупостью решающих судьбы своей страны (эта пьеса носила, кстати, пророческий характер: чтобы исправить пошатнувшееся экономическое положение, ее герои принимают решение объявить войну Алжиру). Не менее одиозны фигуры полицейских в творчестве Виана. Это они убили в «Пене дней» Шика, который не мог расплатиться с кредиторами; они же бесчинствуют на страницах рассказа «Прилежные ученики», посвященного ядовитому описанию того, как «прилежно» полицейские изучают садизм.

Существует, однако, не только социальный, но и метафизический порядок, против него также выступает Борис Виан. В отношении к религии Виан очевидно сближается с атеизмом Сартра и других французских экзистенциалистов. Его протест в первую очередь обращен против церкви и ее служителей, которые выведены в «Пене дней» как гнуснейшие шарлатаны и вымогатели. Когда Хлоя умерла, Колен, уже к тому времени окончательно разорившийся, приходит в церковь просить священника устроить для Хлои приличные похороны в долг, что дает священнику повод вдоволь поиздеваться над несчастным вдовцом. Но дело не только в моральных качествах священнослужителей; виноваты не только они, но и сам предмет культа. Богоборчество Колена, возмутившегося несправедливостью смерти Хлои, отразилось в сцене его беседы с Христом.

«Колен стоял перед алтарем… Перед ним на стене висел крест с распятым Иисусом. Вид у Иисуса был скучающий, тогда Колен спросил его:

— Почему Хлоя умерла?

— Мы к этому не имеем никакого отношения, — ответил Иисус. — Не поговорить ли нам о чем-нибудь другом?..

Колен снова посмотрел вверх. Грудь Иисуса мерно и неторопливо вздымалась, лицо дышало покоем, глаза были закрыты. Колен услышал, как из его ноздрей вырывается довольное посапывание, словно мурлыканье сытого кота».

Отвергая ценности «взрослого» мира, Виан вместе с тем не предлагает его изменить, лучше вообще от него отвернуться, то есть выбирает эскапизм:

«…Я хотел бы затеряться, как иголка в стоге сена, — мечтает один из героев романа, близкий по духу самому автору, — и пахнет хорошо, и никто меня там не достанет…»