Лабиринты Роуз.

Мысли Роуз опять вернулись к королеве. Как Лолибон догадалась, что Петр изнасиловал ее? Выходит, она знала, что жрецы могут перенести через портал только «свою» женщину? И кто мог рассказать королеве о втором проходе Роуз по дороге Бахриманов? Петр? Нет, он так и не приходил в себя. Неужели Лолибон узнала об открытии портала от дракона? Значит ли это, что ящер говорящий? И почему королева решила, что Роуз медленно убивает Петра? Неужели, его плачевное состояние связано с тем, что графу пришлось еще раз провести ее дорогой Бахриманов?

Вспомнив, как Петр потерял сознание, Роуз вздохнула. Вот еще один вопрос: кто его избил? Лолибон? Ведь она призналась, что ломала его все шесть лет. Или руку приложил Анвер, который явно ненавидит Петра? За что ненавидит? Ревнует к королеве?

И что между мужчинами общего? Почему королева настаивала, чтобы она, Роуз, подумала над этим?

Оба мужчины темноволосые, с черными глазами, но на этом их схожесть заканчивалась. Петр выше, мускулистее. Анвер выглядит изнеженным, как будто ему никогда не приходилось держать в руках оружие. Его длинные музыкальные пальцы в противовес мозолистым рукам Петра служили тому доказательством. Если королева намекала, что и Анвер, и Петр — Бахриманы, то они оба какие-то неправильные. Ненависть жрецов к женщинам известна, однако, Анвер испытывает страсть к королеве. В его поведении нет ничего общего с тем, как описывали жрецов в книгах.

В памяти всплыли слова Лолибон: «Он, скорее, ненавидит, чем любит». Но разве так выражается ненависть? Нет, здесь иное: потребность быть рядом, дотрагиваться, нежелание покидать даже на короткое время.

О, Боже!

Петр! Вечером он бежал в башню так, будто испытывал боль, долго не видя свою пленницу, старался находиться рядом, обнимать во время сна. А как он уходил утром? С трудом, заставляя себя, словно бросался в море с обрыва.

Роуз от волнения соскочила с кровати и закружила по комнате.

Она нашла то общее, что связывает Анвера и Петра! Если они — Бахриманы, то становится ясно, почему жрецы ненавидели женщин! Проводя своих избранниц через портал, мужчины Сулейха, в конце концов, становились зависимыми от них. Сколько нужно переходов, чтобы стать рабом женщины? Два? А если больше, что ждет Бахримана? Смерть?

Роуз вспомнила о невзрачной на вид траве-бессет, что растет на Иберских островах. Однажды во время тайного посещения цирка, она стала свидетельницей, как забился в судорогах татуированный ибериец, но глотнув остро пахнущий отвар, тут же пришел в себя. Петр объяснил, что островитяне, все как один, зависят от бессет, хотя трава постепенно убивает их. Они не могут противиться тяге, поэтому жуют траву, добавляют в еду и напитки.

Неужели жрецы убивали матерей своих сыновей, боясь попасть в зависимость? А дочери? Девочки тоже делали отцов рабами?

Вдруг огонь в одном из светильников, что оставались зажженными на ночь, мигнул и погас. Роуз, удивившись, замерла. Странно. В комнате не чувствовалось никакого движения воздуха, занавески на открытых окнах не шевелились. Когда погасла вторая лампа, принцесса съежилась от страха и отступила за полог.

Между тем, лунный свет становился ярче, и вскоре уже слепил Роуз.

— Боже, что это? — только успела произнести она, как через разрастающееся серебряное кольцо в комнату шагнул человек.

— Дитя, не бойся меня, — произнес он голосом, выдающим в нем старика. — Я пришел поговорить о Петре.

— Кто вы? — еле смогла выговорить Роуз. Ее горло мгновенно пересохло от страха.

— Друг.

— Вы прошли сюда дорогой Бахриманов, — догадалась Роуз, сглатывая комок. — Значит, вы жрец.

— Поверь мне, и среди Бахриманов могут быть друзья.

— Не верю. Петр казался другом, но в один прекрасный день выкрал меня и держал в заточении, — запальчиво парировала Роуз, вытирая вспотевшую ладонь о рубашку. — Так поступают друзья?

— Друзья так поступают, когда у них нет другого выхода.

Старик шагнул в сторону Роуз, но она отступила за полог.

— Остановитесь, иначе я закричу, — дрожащий голос выдавал ее сильное волнение.

Жрец умиротворяюще поднял руки:

— Я уйду так же, как пришел, но ты, милое дитя, останешься в неведении о том, что стала пешкой в чужой игре.

— В чьей игре? Петра?

— Нет, Лолибон. Она наш враг, — старик, кряхтя и не сходя с лунной дорожки, сел на пол, застеленный толстым ковром. Роуз осталась стоять за пологом, придерживая его рукой, чтобы видеть жреца.

На его признание принцесса скептически приподняла бровь.

— Не удивительно, что вы королеву называете врагом. У жрецов в крови ненависть к женщинам. Я читала.

— Дитя, успокойся и выслушай старика. После того, как я закончу рассказ, ты сама решишь, кто здесь друг, а кто враг.

По мере того, как незнакомец вел свое повествование, Роуз забыла о страхе. Она вышла из тени, нащупала брошенный перед сном халат, плотно завернулась в него и села на краешек кровати, все же оставаясь на значительном расстоянии от старика, хотя тот больше не делал попыток приблизиться.