Лабиринты свободы

— Разрешите мне обойти поляков с флангов? — обратился Денисов к командующему.

— Зачем? — удивлённо поднял брови Тормасов.

— Да мало ли... Вдруг они прорвутся в каком-нибудь месте, а мы их с флангов и накроем лавиной, — предположил Денисов.

Тормасов усмехнулся. Предположение Денисова выглядело наивно: против них стояли с косами крестьяне, поддержанные польской кавалерией, которых было гораздо меньше, чем солдат русской армии. Достаточно будет несколько залпов картечи, и они разбегутся по своим домам... Кроме тех, кто останется лежать навсегда на этом поле.

— Такого не может быть. Войско этих бунтарей наполовину состоит из мужиков с косами, а у нас регулярная армия, пушки, — с бравадой разъяснял он Денисову простые, как казалось генералу, вещи. — Нет, не надо никаких манёвров. Я думаю, мы с ними быстро разберёмся.

— Может, всё-таки... — попробовал ещё что-то добавить Денисов.

— Когда надо будет, тогда и направим твоих казачков: надо же будет ловить этих мужиков, когда они будут разбегаться, — прекратил дискуссию Тормасов.

Денисов остался недоволен этим небольшим «совещанием», но не стал больше перечить генералу и пошёл к своим казакам.

Напротив русской армии, сидя на коне, Костюшко также рассматривал позицию противника. По всем правилам военной тактики русские начали наступление сомкнутым мушкетным строем: плечом к плечу в несколько рядов. Русские пушки изрыгнули из своих жерл ядра, которые со свистом упали перед стоящими и готовыми к бою кавалеристами, не причинив им большого вреда.

Костюшко атака русской армии напоминала одну из атак английских солдат на полураздетых и голодных солдат Вашингтона. Тогда регулярная армия британцев, чётко сохраняя строй и постоянно его поддерживая во время атаки, по ходу движения теряла своих солдат. Медленно двигаясь на своего противника, британцы наткнулись на меткий огонь снайперов Вашингтона, и ряды атакующих стали так быстро редеть, что англичане не успевали смыкать строй и в конце концов потерпели поражение.

— Направь скрытно косиньеров к флангам русских и захватите их артиллерию, — приказал Костюшко командиру крестьян-добровольцев Бартошу Гловацкому.

Пока русские солдаты пытались пробить брешь в обороне противника, а польские эскадроны рубились с казаками, косиньеры провели невидимый для генерала Тормасова обход с флангов. Стреляя из своих пушек, русские бомбардиры неожидан но увидели в своём тылу толпы крестьян, вооружённых косами, которые своим самодельным, но грозным оружием начали «косить» людские жизни русских солдат.

Тормасов, наблюдая за ходом боя, не мог поверить своим глазам: у него в тылу вдруг начали стрелять пушки по своим солдатам! Но когда генерал разобрался в сложившейся ситуации, было уже поздно: вся артиллерия оказалась у противника, а польская кавалерия изрядно потрепала казачьи сотни.

— Что делают, что они делают, сволочи, мужики!.. — ругался Тормасов, но изменить ход боя он уже не мог. Наконец поняв, что это сражение он проиграл, русский генерал приказал своим войскам отступать.

Костюшко и не собирался преследовать против ника. У него на это просто не хватило бы сил. После того, как русская армия отошла, он осмотрел поле боя. Его армия понесла серьёзные потери, и догонять русскую армию, хоть отступившую, но окончательно не разгромленную, уже не было возможности. Главное — они победили врага в этом сражении, а каждая победа, хоть и небольшая, стократно увеличивает дух восставших и добавляет в их ряды новых добровольцев.

После окончания битвы и убрав с поля боя раненых и убитых, Костюшко устроил смотр-парад своей армии. Надев крестьянский кафтан, он прошёл вдоль всего строя армии-победительницы, солдаты которой громко кричали ему «Слава!». Начало было положено, а впереди их всех ждали жестокие и большие сражения.

Командующий русским гарнизоном в Варшаве генерал и барон Ильгестрем проснулся от шума и звуков одиночных выстрелов. Вскочив с постели, он сорвал с головы ночной колпак и бросился к окну. То, что он увидел, повергло его в ужас: по улицам Варшавы бегали люди с факелами в руках, а возле его дома сгрудились полуодетые солдаты и конники.

«Боже мой! — в панике подумал генерал. — Неужели графиня была права, и поляки решились на это?»

Ещё несколько дней назад его любовница графиня Залусская предупреждала барона о возможном заговоре и мятеже, который якобы готовился в столице Польши. Однако Ильгестрем не мог допустить и мысли о том, что это возможно, когда в городе стоял гарнизон русской армии в количестве 8000 солдат с полным вооружением и артиллерией.

Станислав Август Понятовский также прислал генералу Ильгестрему уведомление о возможном заговоре и настоятельно рекомендовал ему вывести войска из города, чтобы предотвратить кровопролитие с одной и с другой стороны. Король предполагал, что в случае начала восстания в столице восставших горожан поддержит регулярная польская армия. Следовательно, будут жертвы с обеих сторон и довольно большие. Станислав Август Понятовский хотел их избежать, предлагая командующему русским гарнизоном покинуть Варшаву со своими солдатами.