Лабиринты свободы

Члены совета сразу приободрились и также заулыбались. Напряжение, с которым они пришли на это совещание, спало, и все стали дружно обсуждать, когда русские войска вместе с пруссаками покинут свои позиции. Однако Костюшко не закончил говорить и поднял правую руку вверх, призывая соблюдать тишину.

— Я хочу слышать ваше мнение, паны офицеры.

Генерал Мадалинский высказал своё предложение и видение сложившейся ситуации:

— Я предлагаю сделать вылазку и отрядом кавалерии в пару тысяч сабель неожиданно напасть на русский лагерь.

Вавржецкий не поддержал Мадалинского, а только упрекнул его:

— Генерал Мадалинский жаждет славы и побед, а нам необходимо сохранить солдат для защиты города.

Мадалинский не выдержал тона иронии, с каким Вавржецкий высказал своё мнение, и вспылил:

— Мы сидим здесь не как повстанческая армия, а как загнанные за стены города преступники. А ведь мы сражаемся на своей земле и нас гораздо больше, чем русских и пруссаков.

Костюшко слушал генералов и понимал, что если он не поставит их на место и не примет решения, то ситуация может выйти из-под контроля. Главнокомандующий вспомнил, что ему сказал генерал Денисов: действительно большая часть защитников города — это ополченцы, косиньеры и гражданское население, о чём русским прекрасно известно от своих осведомителей. Рисковать же регулярной армией ему не хотелось, так как неясна обстановка с другими вооружёнными формированиями повстанцев на севере и на юге страны.

— С вылазкой пару дней подождём. Пусть Ферзен с пруссаками решат, что им дальше делать: прекратить осаду или продолжать её себе во вред, — подвёл итог Костюшко. — Если русский корпус и прусская армия останутся у стен города, то тогда организуем атаку. Но чтобы атака была эффективной, её надо хорошо подготовить, а на подготовку необходимо время.

Генерал Ферзен не стал дольше испытывать терпение осаждённых и, по согласованию с командованием прусской армии, снял осаду. Так же поступили и прусские войска. А через два дня рано утром с 5 на 6 сентября 1794 года защитники Варшавы с большим удовольствием обнаружили вместо армии противника только кострища на месте их лагеря.

XXII

осле снятия осады с Варшавы к Костюшко стали поступать сведения о положении дел в разных частях Речи Посполитой. И вот здесь его ожидал удар и горькое разочарование: 11 сентября 1794 года первым в Варшаву прибыл эскадрон ротмистра Тальковского из полка Азулевича, а чуть позже в столицу вошли поредевшие полки Мустафы Ахматовича и Людвига Лисовского. Они-то и сообщили, что 16-тысячный корпус Сераковского перестал существовать.

Несложно было предположить, что Суворов попробует объединить корпус Ферзена и свою армию для главного наступления. Варшава опять может оказаться в осаде, а брать крепости Суворов умел. Костюшко понимал, с кем имеет дело, и реально оценивал возможности своего достойного противника.

Но Сераковский... Как он мог допустить разгром?!

Слухи об этом сражении повергли армию Костюшко в смятение, а его привели в бешенство. Сераковский имел под своим командованием больше солдат, чем Суворов, и всё равно потерпел поражение!

То тут, то там среди солдат были слышны панические высказывания, участились факты дезертирства. Всё это угнетало и в то же время злило руководителя восстания.

И тогда Костюшко сделал то, о чём ещё год назад даже бы не подумал, что ему придётся принимать подобные меры в армии, которую он возглавлял. Костюшко издал приказ, направленный на укрепление дисциплины в повстанческой армии, следующего содержания: «Если кто будет говорить, что против москалей нельзя удержаться, или во время битвы станет кричать, что москали зашли в тыл, тот будет расстрелян. Приказываю пехотной части держать позади линию с пушками, из которых будут стрелять по бегущим. Пусть всякий знает, что, идя вперёд, получает победу и славу, а покидая поле сражения, встречает срам и смерть».

«Матка Воска, что я делаю? — с ужасом подумал Костюшко, подписывая этот приказ. — Неужели сценарий Французской революции повторится и у нас?»

После поражения под Щекотинами пал Краков, занятый прусскими войсками, а Суворов, разбив Сераковского, самым коротким путём двигался к Варшаве. Ян Домбровский сражался где-то в Великой Польше и даже занял Быдгощ. Однако на его помощь Костюшко в ближайшее время рассчитывать не мог. Слишком было мало времени, а кольцо вражеских армий медленно, но уверенно замыкалось. И тогда Костюшко принял решение, которое стало началом поражения восстания. Приказав Домбровскому направиться со всеми силами к Варшаве, он сам тайно покинул город с армией около 10 000 солдат. Костюшко планировал дать сражение корпусу Ферзена, чтобы разбить его и предотвратить его соединение с войсками Суворова.