Лабиринты свободы

— Всё, княгиня, достаточно, — сказал он командирским голосом, по тону которого Людовика поняла, что больше времени у неё нет. Она в последний раз погладила своей рукой руку Тадеуша, поцеловала его в лоб и отошла от носилок на несколько шагов.

Титов махнул рукой, и казаки продолжили свой путь, навсегда унося Костюшко от Людовики.

Перед тем как последовать за подчинёнными, Титов в последний раз обернулся в сторону Людовики и сказал:

— Княгиня, помните о своей клятве, — после чего поправил треуголку и пошёл вслед за конвоем.

За носилками шли связанные между собой ещё двое пленных, ставших невольными свидетелями трагической встречи. Юлиан Немцевич и Фишер, всю последнюю ночь находившиеся рядом со своим командиром, понуро шли за конвоем, удивляясь про себя, какая удивительная штука эта жизнь и какие она иногда преподносит сюрпризы.

Костюшко положили в большую кибитку, похожую на сундук. Снаружи она была обита кожами, а внутри железными листами. Только сбоку было видно окошко для подачи пищи и воды. Туда же поместили Немцевича и Фишера. Когда кибитка с пленниками и конвой скрылись за поворотом, Людовика в молчании прошла мимо супруга, который по-прежнему стоял в немом оцепенении от всего увиденного. Вдруг, неожиданно что-то вспомнив, она повернулась к нему и сказала только одно слово:

— Прости.

Князь словно очнулся от забытья, подошёл к жене, обнял за плечи и привлёк к себе. И в этот момент из прекрасных женских глаз хлынули слёзы, и тело Людовики содрогнулось от горьких рыданий. Она продолжала плакать до тех пор, пока её муж не довёл до спальни и не уложил на кровать. Просидев рядом с ней и подождав, пока она успокоится, Иосиф Любомирский спустился в гостиную и приказал подать ему домашней наливки. Собственноручно наполнив бокал доверху своим любимым напитком, он одним глотком выпил его и с горечью произнёс:

— Что за жизнь... Двадцать лет любить женщину, которая любит другого.

В этот вечер в поместье князей Любомирских было удивительно тихо. Слуги шептались между собой, смутно догадываясь, что в доме произошло что-то такое, о чём лучше никому не говорить и никого в эти догадки не посвящать.

А повозка с пленными героями прошедшей войны удалялась от поместья Любомирских, чтобы прибыть через две недели в столицу России. Там их ожидал скорый суд, возможно, долгие годы плена или смерть в жёсткой петле на виселице, так как гильотина при исполнении смертного приговора в России не применялась.

Часть четвёртая

ВТОРАЯ СУДЬБА

I

латон Зубов, последний фаворит Екатерины II, сидел в рабочем кабинете российской императрицы, развалившись в мягком кресле. Он маленькими кусачиками, которые ему презентовали уральские умельцы вместе с ювелирными изделиями из малахита, откусывал на руке толстые ногти. Сама же постаревшая императрица сидела в это время за рабочим столом и просматривала какие-то бумаги, не обращая на него никакого внимания. Наконец она выпрямила занемевшую спину и велела позвать Безбородко, который явился к ней на очередной доклад по «польскому вопросу».

— Ну, какие новости от наших генералов? — спросила его Екатерина II тоном, как будто интересовалась погодой за стенами дворца.

Безбородко довольно улыбался: сегодня ему было чем обрадовать матушку-государыню.

— Есть вести от генерал-аншефа Суворова: Варшава взята с боем, основные силы бунтовщиков разбиты, а их предводитель Тадеуш Костюшко направлен в Санкт-Петербург для проведения дознания и суда.

— Ну что же, этого и следовало ожидать. Суворов не мог не победить. И не такие баталии выигрывал. Князь Потёмкин был прав... — последнюю фразу Екатерина сказала тихо, но Зубов её всё-таки услышал.

— Подумаешь, разогнал несколько тысяч бунтарей, — насмешливо заметил он.

— Ты, Платоша, не прав, — Екатерина II всё прощала своему фавориту, так как знала, что он у неё последний. Она ласково посмотрела на Зубова и объяснила ему, как учительница своему ученику: — Польский бунт мог перерасти в польскую революцию, подобную французской. Поэтому его надо было подавить в кратчайшие сроки. А с этим делом Суворов справился, как нам надобно было.

Зубов обиженно насупился и замолчал. Он многое позволял себе в Российском государстве, когда стал фаворитом, но спорить с самой государыней в присутствии её приближённых не осмеливался. Платон Зубов понимал, что он значит для состарившейся Екатерины.