Лагерь

Антон доел второй кусок хлеба и повернулся на спину, подложив руку себе под голову. Из-под закатанных рукавов камуфляжа выглядывала его широкая в предплечье рука. Несмотря на исхудавшее тело Антона, мне он казался очень могучим и сильным. Скорее всего, это потому что он был старше меня и моих сверстников на девять лет. Отложив рюкзак в сторону, я легла на лежанку, прижавшись к Антону и уложив голову к нему на плечо. Мимолетная неловкость, когда я решилась лечь рядом, сменилась ощущением искреннего, почти семейного тепла. Антон пододвинул меня к себе еще ближе и стал едва уловимо трепетно поглаживать меня по волосам, отчего по телу пробежала чувственная прохлада. В каком-то волшебном возвышенном молчании мы пролежали некоторое время, пока не уснули.

11

Дома меня ждал грандиозный скандал. Антон проснулся сам и разбудил меня, когда уже стемнело. Я прибежала домой слишком поздно, чтобы не вызвать гнева моих близких. Мама к этому времени, взяв на руки Славика, уже оббежала Даника и Илю, но меня там не нашла. Она стала так грозно кричать на меня, что играющий на диване брат, не понимая, что происходит, громко заревел.

– Вот видишь, до чего ты довела брата! – завопила она.

Я только виновато кивала в ответ. Какие-то аргументы приводить было бессмысленно. Я лишь молилась о том, чтобы мама не начала расспрашивать, где я пропадала. Она же не переставала пилить меня за мое безразличие к родителям и даже к себе самой. Я подметила, что она сильнее гневается за мои проступки, когда папа, как сейчас, задерживался на работе. Что-то ее сдерживало, когда он был рядом. Может, она ждала, чтобы он стал «мечом семейного правосудия», так как он мужчина, или она его попросту боялась. Блуждая в таких раздумьях, я совершила страшную ошибку – по мне стало заметно, что я ее не слушаю.

– Ты меня вообще слышишь! – прокричала она. – Где ты была?

Я так спешила домой, что совсем забыла придумать себе легенду. Как дура молчала, выпучив глаза и приоткрыв рот, и не могла ничего вразумительного произнести. Мама сильно схватила меня за запястье, посадила на диван и повторила вопрос.

– Я, – вырвалось у меня негромко, – гуляла.

– Юля, где ты была?

Мама явно мне не верила. Ее взгляд пронизывал меня насквозь, и казалось, что она уже сама все узнала, заглянув в мою голову. Я сидела перед ней, не произнося ни звука. В висках болезненно закололо. Страх и растерянность давили на грудь, лишая последних запасов воздуха. Мамины глаза приобрели насыщенный зеленый цвет. Переливаясь на свету, они словно таили нечто загадочное, почти колдовское.

– Не говори, куда ты ходила, – вдруг произнесла мама.

Я опустила голову.

– Завтра снова пойдешь?

– Да, – коротко ответила я.

– Я соберу тебе еду тогда.

Я подняла голову и удивленно посмотрела на нее. Ее лукавый взгляд сменился привычным добрым и ласковым.

– Ты все знаешь?

– Нет, – ответила мама, – просто знаю, что у тебя есть тайна.

– Мне тяжело с ней, – выговорила я и почувствовала, как увлажнились мои глаза.

Мама положила мои руки к себе на колени и поцеловала меня в губы.

– У меня тоже теперь будет тайна, – прошептала она.

– Какая?

– Тайна, что у тебя есть тайна, – ответила она и улыбнулась.

Мамочка, вспомнив те времена, когда я была совсем маленькой, уложила меня в кровать, накрыв одеялом до самого подбородка. В дверях комнаты, перед тем как выйти, она произнесла:

– Юля, я уверена, что ты все делаешь правильно.

Дверь закрылась, и я мгновенно уснула крепким и сладким сном.

По традиции утром у порога меня ждал Даник. Светящийся от нахлынувшего на него со всех сторон счастья. Его отец становился все ближе с нашей Людой, а он – со мной. Я проснулась почему-то с ненастным настроением. Так мы и пошли в школу. Даник по-дурацки кокетливо намекал мне о нашей скорой помолвке и будущей свадьбе, а я молча соглашалась со всеми его бреднями и думала об Антоне. Насколько все-таки мой тайный друг мудрее и интереснее, чем Даник. Конечно, Антон старше, и, может, к двадцати четырем годам Даник станет таким же взрослым и по-настоящему мужественным. Но в ту минуту мне милее был Антон.

В школе мой невеселый настрой отчасти пропал. Этому в первую очередь способствовала Людмила Петровна. Она была уже не просто нашей учительницей и красивой женщиной. Наша Люда обернулась в чарующий прекрасный цветок. Цветок, наполненный любовью. Я заметила одну особенность этого любопытного чувства. Она заключалось в том, что любовь проливается на всех людей, кто находится рядом с носителем. Она делает всех счастливее, несмотря на то что ты полюбил только одного человека. Вот так. Казалось, полюбил одного человека, а на самом деле полюбил целый мир.

Первым делом я подбежала к учительнице, которая сидела за своим столом, одаривая всех входящих в класс учеников солнечной улыбкой. Я попросила меня сегодня не спрашивать заданное стихотворение. Пробыв на чердаке до самого вечера, я не успела сделать уроки. Но официальной причиной моей неподготовки для учительницы стало отравление моего братика.

– Как сегодня он себя чувствует? – спросила Людмила Петровна.