Лагерная учительница

Леонид Максимович при вручении был спокоен, бодр, не обращая внимания на кинокамеры, вспышки фотоаппаратов, произнес экспромтом яркую речь. Ее потом напечатало несколько газет. Много разговаривал, а за столом даже пригубил шампанское. Я понимаю, почему он сказал мне, что после знакомства со мной у него началась другая жизнь. Раньше он потихоньку работал над романом, общался только с домработницей, с семьями дочерей, которые жили от него отдельно, и у них были свои заботы, свои проблемы, да с человеком, которому он диктовал главы романа. Поменялось их за годы работы несколько. Изредка заглядывал кто-нибудь из писателей. Тихая, спокойная жизнь в четырех стенах, даже на балкон страшно выходить. А когда появился я, все вокруг него ожило: корреспонденты, политики, гости, можно было часами читать лекции о литературном мастерстве, передавать свой опыт молодым писателям, которых приводил я, а для него, девяностопятилетнего, и сорокалетние были мальчиками, рассказывать о встречах с великими людьми, которые для нас остались далеко в истории, а для него были современниками. Кумиром поэта Владимира Турапина был Сергей Есенин, Володя даже прописан был в его доме в Константиново. Конечно, Турапину хотелось узнать что-либо новое о своем кумире из первых рук. Леонид Максимович неодобрительно относился к Есенину, говорил, что он писал наспех, у него нет ни одного отделанного стихотворения. Бог ему дал дар, а он наплевательски к нему отнесся. Нельзя скальпелем ковырять гуталин, нельзя им строгать палку. Так же как нельзя на рояле спать, прыгать. Рояль предназначен для искусства, а Есенин не берег дар, не использовал его по назначению. Леонов рассказал, как он, когда собирал материал для романа «Вор», ходил с Есениным в ночлежку.

— Присел я с мужиками, приглядываюсь, разговариваю, смотрю, нет Есенина. Где он? Начал искать. Слышу в одном углу тишина и его голос: стихи читает. Подхожу, он сидит на нарах, рядом бутылка со спиртом, а вокруг мужики, проститутки. Помню, одна старая, с верхних нар вот так свесилась и глядит на него, как на чудо какое, слушает, и все слушают. Лампа горит тускло, полумрак, лица вокруг небритые, пропитые, онемевшие, и он читает. Жутко глядеть! Потом он напишет: я читаю стихи проституткам, с хулиганами жарю спирт… А однажды я зашел в редакцию «Правды» по делам, а там пьяный Есенин, вдрызг, с гитарой, он часто бывал там у Бениславской, она потом застрелилась на его могиле, увидел он меня, отбросил гитару на диван, ухватил меня за грудки, начал трясти и спрашивает: — Ты меня понимаешь? — Понимаю. — А себя понимаешь? — Понимаю. — Ничего ты не понимаешь! — И толкнул на диван. Я шмякнулся прямо на гитару. Она подо мной — хрясь! Раздавил. Есенин схвати гриф и давай им бить по полу. Бил до тех пор, пока не разбил в щепку… Да, не берег он свой дар, и себя не уважал. Разве можно так… Был я у знакомых своих, а он им письмо прислал из Америки, там он был с Дункан. Начали читать письмо вслух. Есенин пишет, что рвется в Россию, а сволочь Дунька денег не дает. Он ее Дунькой звал. Все смеются, а мне стыдно за него: он что, сутенер? Нельзя так себя вести!

И каждый раз, когда мы приходили к нему, Леонид Максимович благодарил нас и непременно спрашивал: не заговорил ли он нас? И провожал до порога. Сам открывал дверь. А мы готовы были слушать его бесконечно. Однажды я был у него с женой. Таня тоже член Союза писателей и давно рвалась к нему, наслушавшись моих рассказов. С нами был Андрей Коновко, мой давний друг, писатель и директор издательства «Зарница». Леонид Максимович, увидев мою жену, молодую красивую женщину, сразу как-то подтянулся, взбодрился, говорил только с ней, расспрашивал. Она закончила литературный институт, и он рассказал, как он преподавал в Литинституте.

— Леонид Максимович, а в молодости вы были красивый!

— Вы видели, — встрепенулся Леонов, быстро вскочил со своего кресла, энергично пересек кабинет и стал снимать большую папку со шкафа.

Андрей Коновко помог ему. В папке были большие отличного качества фотографии. Леонов стал показывать их нам, говоря:

— Все мои, сам снимал… Это я в двадцатом году…

На фотокарточке был обаятельный парень, красавец, с доброжелательным, располагающим к себе, лицом.

— Вы очень похожи на одного из «На-На», — сказала Таня.

— На кого, на кого? — спросил Леонид Максимович.

— Певцы сейчас модные, красивые парни…

— А это моя жена, Таня. Она была дочерью известного тогда издателя Сабашникова.

— Красивая, — восхитилась Таня.

Действительно, жена его была на редкость красивой женщиной, и видно, добрая, добродушная.

— А это братья Сабашниковы, их трое, вот старший Федор, он знаменит тем, что купил тетрадь Леонардо да Винчи и издал ее во Франции в 1899 года… А это мы с женой в деревне, банька строится… Там же на мостике… на лугу…

— Ой, какие ромашки большие! — воскликнула Таня. — Леонид Максимович, вы отличный фотограф! Какие вы мгновения выбираете! Не фотография, а портрет, характеры видны, а качество какое высокое… Правда, говорят, что если человек талантлив в одном, то он талантлив во всем.