Лахудра

– Ой, у нас в гостях новая тетя! – закричала четырехлетняя Светочка, вбежав на кухню и прижимаясь к отцу. – Как тебя зовут, тетя?

– Таисия Николаевна, – ответила Таська. – А тебя?

– Кися! – засмеялась девочка. – Тетя Кися! – и подбежала было к ней, но Вика из прихожей закричала:

– Света, не смей! Иди сюда немедленно!

Затем Вика сама вошла на кухню, так и держа плащ в одной руке, и обе женщины в одно мгновение оглядели друг друга до мельчайших подробностей: от продранного на пальце чулка одной, одной до изящных туфелек другой, от обломанных ногтей одной до изысканною маникюра другой, от грубых румян на лице Вики до тонкого Таськиного макияжа. Единственное, пожалуй, в чем Вика превосходила нежданную гостью, так это в размерах бедер и бюста, да и это плохо подчеркивала чересчур широкая талия.

– Познакомьтесь, – Владик поднялся. – Это моя жена. А это моя воспитанница, Тася.

– Я так и поняла, – сказала Вика. – У вас что, сегодня факультатив? Или ты решил взяться за рэпэтиторство? – последнее слово она произнесла уничтожающим тоном, глянув на голые плечи мужа. Он так и не сообразил надеть что-то поверх майки.

Поднявшись из-за стола, Таська ровным тоном и подчеркнуто спокойно сказала Вике:

– Вы знаете, для меня всегда было загадкой, почему они вам предпочитают нас? Ну, когда они холостые, мальчишки, моряки, шофера – это еще понятно, но почему приличные, женатые молодые люди бросают вас и обязательно приходят – к нам – мне это долгое время было непонятно. Спасибо вам, вы мне всё это сейчас прекрасно объяснили.

Полными слез глазами Вика взглянула на мужа:

– Мало того, что ты таскаешь сюда своих венерических шлюх, так они же меня в твоем доме еще и оскорбляют! – и закричала на дочку: – Иди быстрее в комнату, пока тебя здесь заразили.

Усмехнувшись, Таська двинулась к выходу, подчеркнуто виляя бедрами.

– Вика, как ты можешь? – закричал Владик. – Она же не просто так ко мне пришла, а посоветоваться, понимаешь? Сейчас для нее наступила трудная пора в жизни, понимаешь? А ты?

– А я не хочу, чтобы моя дочь заразилась этой дрянью от этой дряни! – взвизгнула Вика. – Светик – единственное, что у меня есть в этой жизни, а мы с ней ежедневно рискуем из-за твоих прихотей. И мне нет дела до того, что ты считаешь своим призванием и в каких ты отношениях со своими «воспитанницами», я хочу, чтобы она у меня была живой и здоровой, понимаешь?!..

Таська легко сбежала по ступенькам. Владик догнал ее неподалеку от парадного, удержал за руку.

– Не обижайся на нее, слышишь? В последнее время она держится на одних нервах. А тут еще у одного ребенка в садике заразу нашли…

– СПИД? – тихо спросила Таська.

– Нет, но болезнь весьма паршивая и опасная, так что… Ты должна ее понять.

– А я и не обижаюсь, Владислав Евгеньевич, – с легкой горечью улыбнулась Таська. – Нам, при нашей-то древнейшей профессии, обижаться не положено. Нас еще вон когда, при Иисусе Христе камнями побивали. А мы. – утремся и опять за свое. Бабы по натуре – кошки, а натура уних – дура. Так-то вот, Дядя Владя.

– Приходила-то зачем?

– Так… – она неопределенно повела плечами. – Соскучилась. А может – влюбилась. Вы сможете полюбить падшую жен… – начала она с надрывом в голосе, но Владик ее перебил:

– А если честно?

– Если честно… – она понурила голову. – Я спросить у вас хотела, сколько дают за явку с повинной?

– Украла что-нибудь? – с тревогой спросил Владик.

– Нет.

– Хоть раз в жизни можешь ты мне правду сказать?! – воскликнул он. – Сколько ты можешь врать? Ведь у тебя даже в личном деле три разных адреса поставлены и все три фальшивые. Да, я проверял.

– Да не вру я, Владя, – воскликнула девушка. – Мне и впрямь нельзя правду говорить, потому что по настоящему-то адресу родичей моих отыскать можно, а я их от этих сволочей беречь должна, понимаешь? А про явку – это я не для себя, а… в общем, для одного человека. Он хочет исправиться. Но боится, что его после этого…Так сколько за нее дают?

– Нисколько, – ответил Владик. – Дают за преступления. А явка с повинной учитывается на суде и обычно служит основанием для вынесения более мягкого приговора.

– Более мягкого… – пробормотала девушка. – Значит не пятнадцать лет, а десять? Или восемь?.. Ой, мамочки…

– Да что ты? – изумился Владик. – Какие еще пятнадцать лет. Ведь не убила же ты никого, а? Таська? Ты что? – схватив ее за плечи, он сильно встряхнул.

Вместо ответа девушка упала ему на плечо и залилась слезами.

– Ой, боюсь я, Владинька, – всхлипывая, говорила она.

– Чего?

– Дюже смерти я боюсь. Я ее завсегда чуяла, еще в деревне, и когда дед Устин Акимыч угорел, я это за два дня чуяла, и когда тетка Марья померла, тоже чуяла, только мамке не говорила, вот и сейчас чую, ходит она рядом со мной…

– Может, психуешь?

– Нет, чую… – услышав звук автомобиля, она обернулась и, увидев приближающуюся оливкового цвете «волгу» и пригашенным зеленым огоньком. – Выследил, гад! – с ненавистью воскликнула она, глядя на такси.

– Кто? – не поняв, переспросил Владик.