Лакомый кусочек

— Во-первых, что вам напоминают слова «здоровый спортивный запах»?

Он откинул голову и закрыл глаза.

— Пот, — сказал он. — Теннисные туфли, раздевалку в подвале и тренировочный костюм.

Агент, проводящий опрос, должен записывать ответ слово в слово. Я так и сделала, подумав, что будет забавно подсунуть его ответы в стопку прочих анкет. Это внесет разнообразие в скучную работу какой-нибудь из наших сотрудниц, ставящих галочки цветными карандашами, — миссис Визерс или, может быть, миссис Гандридж. Они прочтут его ответы вслух своим соседкам, добавив: «Каких только людей на свете не бывает!», и разговоров на эту тему хватит по крайней мере на три обеденных перерыва.

— Ну, а как насчет «с первого глотка, который приятно освежит вам горло»?

— Ничего особенного не напоминает. Нет, подождите. Это птица, белая, падает с огромной высоты. Ей прострелили сердце, зимой; перья выпадают из нее на лету и медленно летят вниз… Ваши вопросы похожи на словесные тесты психоаналитика, — сказал он, открыв глаза, — мне они всегда нравились больше, чем тесты с картинками.

— Я думаю, психиатры используют те же принципы, — сказала я, — что и мы. А что вы скажете об этом: «Густой, крепкий вкус»?

Несколько минут он размышлял.

— Икота, — сказал он. — Нет, нет, не может быть. — Он наморщил лоб. — Ага, понятно. Это одна из тех каннибальских историй, — мне показалось, что он немного растерялся или расстроился, — я знаю сюжет. Одна такая история есть в «Декамероне» и парочка — у братьев Гримм: муж убивает любовника жены или жена убивает любовницу мужа; затем из теплого трупа извлекается сердце и из него готовится похлебка или пирог, которые и подаются на серебряном подносе соответствующему персонажу. Впрочем, «здоровый запах» в предыдущей фразе как-то не вяжется со всем этим, правда? Шекспир, — добавил он спокойнее, — Шекспир тоже писал что-то такое. В «Тите» есть подобная сцена, хотя, конечно, можно поспорить о том, кому в действительности принадлежит авторство…

— Спасибо, — сказала я, торопливо водя карандашом по бумаге. Я уже не сомневалась, что он психопат и что мне следует держаться хладнокровно и не выказывать страха. В сущности, мне было не страшно — я не верила, что он может вдруг начать буйствовать. Но от моих вопросов он явно начал нервничать, и, если его эмоциональное равновесие неустойчиво, какая-нибудь случайная фраза может оказаться роковой. С такими людьми это бывает; я вспомнила истории, которые мне рассказала Эйнсли; такие мелочи, как отдельные слова и фразы, очень тревожат некоторых больных.

— Ну, а теперь «крепкое до слез»?

Он размышлял довольно долго и наконец сказал:

— Нет, это мне ничего не говорит. Какой-то распадающийся образ. Первое слово создает образ человека, которого ударили палкой по его стеклянной голове: знаете, как бьет музыкант, играющий на бутылках. А вот все остальное не производит вообще никакого впечатления. От такого ответа, — добавил он печально, — вам, наверное, мало толку.

— Нет-нет, вы превосходно отвечаете, — сказала я, подумав о том, что произойдет с электронной машиной, если запустить в нее всю эту белиберду. — Теперь последняя фраза: «Запах дремучего леса».

— Ну, — сказал он, воодушевляясь, — это легко. Это я сразу почувствовал, с первого прослушивания. Знаете цветные фильмы про собак или про лошадей? «Дремучий лес» — это, конечно, кличка собаки, она наполовину волк, наполовину лайка, и обязательно спасает своего хозяина трижды: первый раз от огня, второй — от наводнения и третий — от плохих людей; скорее всего, не от индейцев, а от белых охотников; по современной моде, в конце фильма собаку убивает жестокий охотник, и ее оплакивают, потом хоронят, возможно — в снегу. Панорамные съемки деревьев и озера. Закат. Экран постепенно гаснет.

— Прекрасно, — сказала я, бешено водя карандашом по бумаге. Некоторое время мы оба молчали — только скрипел карандаш. — А теперь вы меня простите, но я должна спросить, насколько, по вашему мнению, эти пять фраз подходят к пиву? Отвечайте: «очень подходит», «средне», «не очень подходит».

— Понятия не имею, — сказал он совершенно равнодушно. — Я не пью пива. Только виски. А для виски вся эта реклама не годится.

— Но как же так? — удивилась я. — Ведь вы указали на цифру шесть. Это значит, что вы пьете от семи до девяти бутылок в неделю.

— Вы хотели, чтобы я указал на какую-нибудь цифру, — объяснил он, — а шесть — мое любимое число. Я даже заставил хозяина изменить номер нашей квартиры. Она раньше была номер один. Кроме того, мне было скучно, хотелось с кем-нибудь поговорить.

— Значит, я не смогу использовать ваши ответы, — рассердилась я, на мгновение забыв, что с самого начала не относилась серьезно к этому интервью.

— Но они вам понравились, — сказал он с едва заметной улыбкой. — Признайтесь, все остальные интервью были безумно скучными. Я по крайней мере внес разнообразие в вашу работу.