Лапти

И моментально обступили Митеньку. Когда обступили его, то и остальные оказались в кольце. А женщины прибывали. Уже шли из других обществ. Яростно галдя, привалили горлопанки третьего общества. Мужики, которые шли позади них, остановились у кооператива. Быстро собралась толпа. Алексею стало ясно: эта орава запросто не разойдется. Положение оказалось хуже, чем позавчера. Разве всех перекричишь? И о чем с ними говорить? Окруженный кольцом баб, большинство которых прибежало из третьего общества, он решил стоять и никому ничего не отвечать. Сквозь гул голосов до него доносилось крепкое отругивание Ильи, слышал, как матерился Афонька и как Скребнев обзывал баб оппортунистками. Может быть, этим бы все дело и кончилось, разве опять отняли бы ключи, но сквозь густую толпу кто-то старательно проталкивал к нему Милка. У нее было страшное лицо, красные глаза.

— Аниську пустите, Аниську! — кричали бабы.

— Анисьюшка родная! Куда теперь молиться пойдешь?

— Колокола сбросили, Анисьюшка.

И без того уже разозленную девку бабы натравливали на Алексея. Он знал: эта девка способна на все, что только ей скажут. Уговорить ее невозможно. Он стоял, отвернувшись от нее. А она уже перед ним. Пытался отступить, но бабы не пускали его. И он слышит ее тяжелый хрип.

— Смерть, смерть! — крикнула она и грохнулась ему под ноги.

Алексей шатнулся, хотел было отступить, но кольцо баб крепко стиснуло его, кто-то толкнул в спину, и он, нечаянно наступив на Аниську, едва удержался от падения. Девка забилась внизу, а бабы, не обращая внимания на валявшуюся в ногах Аниську, принялись рвать на Алексее полушубок. Скоро слетела шапка, и кто-то забросил ее через головы далеко наотмашь.

— Бабы, вам ничего не будет! — подбодрил мягкий голос.

— Влейте ему, бабы, влейте веселее! — раздалось почти рядом.

На паперти трепали кривого Сему и Афоньку. Особенно напали на Сему. Старались свалить с ног, но он не поддавался. Нескольких он сшиб в снег — бабы наступали все решительнее, толкали в бока, хватали за бороду. Скоро он нырнул в колокольню, схватил там доску и показался с ней в дверях. Но бабы быстро хлопнули дверью, наложили петлю и Сему заперли в церкви.

К воротам ограды прижали Скребнева.

— Бабы!.. Гражданки, — кричал Скребнев, отбиваясь, — не я виноват, не я! Председатель настаивал. Ключи-то у него были. Я… я не хотел, гражданки.

Но его не слушали. Они ловчились подставить ему ногу и свалить в снег. Тогда он выхватил из кобуры револьвер и дал вверх два выстрела. Бабы шарахнулись. Скребнев бросился было бежать, но навстречу ему — Прокоп.

— Ты, адиёт, жив? — широко расставил он огромные руки.

Увидев Прокопа, Скребнев повернулся к церкви и забился в угол между колокольней и выступом.

— Бейте его, бабы! — крикнул Прокоп. — За такого адиёта сто грехов прощается!

Испуганный Скребнев стоял без шапки, в волосах курился снег. Пола от пальто оторвана, барашковый воротник свис на плечо.

— Не подходите!.. Стрелять буду! — хрипел он.

Прокоп, указывая ему на баб, усмехнулся:

— Бей их, бей! Оставь детей сиротами! Бабы, вы слышите? Адиёт стрелять вас хочет. Вот стерьва!..

Это окончательно распалило баб. Осмелев, снова двинулись они на Скребнева — и вот-вот схватить бы, но выстрел снова прогремел над головами. Передние присели на снег, распустив полушубки, как клухи над цыплятами, остальные подались кто куда.

Охотник Прокоп спокойно обратился к стоявшему с ним рядом мальчишке:

— Ванюшка, сбегай за ружьем. Я его сам, как бешеную собаку, пристрелю.

Над головой Скребнева просвистел кирпич. Пролетел мимо, ударил в угол церкви, и на голову уполномоченного посыпались красные осколки.

Где-то одолевали кузнеца, но он разорвал три полушубка, со многих сдернул шали и разбросал их.

Возле церковной сторожки лохматый Кузьма, брат Алексея, схватил за грудки Никанора и, рыча на него, все хотел ударить.

— А ты ударь, Кузьма, ударь, — говорил ему Никанор.

— А что мне за это будет? — грозно спрашивал Кузьма.

— Да ничего не будет. Спасибо скажут.

Афонька, свалив с ног полдюжины баб, ускользнул из толпы и побежал к Дарье:

— Алексея треплют!

Охнув, Дарья торопливо набросила шубу и, не чувствуя ног под собой, побежала к церкви. Увидев ее, некоторые бабы злорадно закричали:

— А-а, вот и сама прибежала! Только тебя и не хватало тут.

— Где он? — смертельно бледнея, спросила Дарья.

— А вон!

Кто-то взял ее за руки и потащил к толпе.

— Зачем пришла? — злобно выкрикнул Алексей, увидев жену.

— Алеша, милый! Говорила — не ходи!

Он попытался было вывернуться, но сзади схватили и так дернули, что он упал. Бабы с визгом насели на него, некоторые прокричали:

— Мала куча!

Дарья бросилась в этот копошащийся ком людей и остервенело принялась хватать баб за полушубки, за волосы, царапала им лица и сама отчаянно визжала. Но сзади на нее набросились, оторвали от кучи и толкнули к другой невдалеке стоящей группе. Толчок настолько был силен, что Дарья не удержалась и головой врезалась в толпу баб. Те, не дав ей опомниться, оттолкнули ее обратно. Оттуда, сильно ударив в грудь, снова отбросили. Особенно старалась Юха.