— Гляньте, тятькины пятки лежат.
Из темной печки видны были только одни голые пятки. Ребята наперебой принялись кричать отцу, чтобы он поскорее вылез оттуда, и предупреждали, что мать обязательно прибьет его кочергой. Но отец молчал.
Вошла мать.
Заметив у ребят в руках измятое тесто, бросилась к столу, приоткрыв полотенце и взвыла:
— Содом окаянный! Глядите, половину лепешек сырьем полопали.
И начала отнимать у ребятишек шмотья теста.
Два мужика, которые пришли с Минодорой, принялись вытаскивать Абыса. Они пододвинули его к шестку, но протащить в чело скрюченное тело не могли.
— Опоганил тебе, Минодора печку-то, — сокрушенно заметила вдова Устя, которая тоже пришла.
— Опоганил, — скорбно согласилась Минодора.
— Святой водой покропи.
Мужики, умучившись с Абысом и видя, что так его все равно не вытащишь, проговорили:
— Мы уж немножко чело разломаем, Минодора. — Не пролазит Яков-то.
Минодора горестно спросила:
— Как же я буду нынче печку топить?
— Топить можно и так. А опосля я вмажу.
— Ломайте, — согласилась Минодора, — что же делать!
Абыса вытащили в золе, саже, с синими пятнами на лице, с застывшей кровью на лбу.
— Видать, ушибся, — указывая на рассеченную бровь, заметила Устя.
— Кто его знает, — сквозь зубы проговорила Минодора, вспомнив, как она ночью несколько раз ударила Абыса кочергой.
— Куда же теперь девать его? — спросил сосед. — Обмыть, что ль, да под образа положить…
— Может, живой еще? Надо бы Авдея позвать.
— Где там — живой? Гляди, окоченел.
Не раздевая, Абыса положили на пол, на солому. Соседки только по настоянию мужиков и по слезной просьбе Минодоры согласились обмыть покойника.
— Кабы доброй смертью умер, с радостью.
Затопив печь, Минодора поставила вчерашний чугун с водой греться.
Притихнувшие ребятишки все-таки поняли, что с отцом случилось что-то такое, чего никогда с ним еще не случалось, как бы ни был пьян. Они забрались на печь и оттуда поглядывали на скрюченный труп.
Торопливо топила Минодора печь, согревая воду. Не плакала она… нет. Лишь поджала синие тонкие губы и молчала. Пока топилась печь, в избу то и дело приходили люди. Каждому непременно хотелось взглянуть на Абыса, как будто живым никогда его не видели.
— Чего глядеть-то? — не утерпела Минодора, — К образам положим, успеете, наглядитесь.
Выдвинула чугун с теплой водой, прогнала лишних людей, сама ушла в мазанку за «смертной рубахой». Там она и дожидалась, пока обмоют покойника, а потом уже придут за ней.
Сидела Минодора на коробье и держала в руках солдатскую рубаху с подштанниками, принесенные Абысом еще с войны. Это «смертное» уцелело чудом.
Прибежала Устя, торопливо схватила белье и унесла. Через некоторое время окликнули и Минодору. Покойник лежал теперь в переднем углу под образами. Мельком издали взглянула на мужа, подошла к печке, бросила в нее кизяки, осмотрела лепешки и потом уж шагнула к покойнику. Глядела на него долго-долго, качнулась, и по синим щекам ее медленно скатились две слезы. Дрожащими губами укорно, словно бы живому, сказала:
— Э-эх ты, Яков, Яков. Достукался, достарался. И дорога тебе туда такая.
Соседкам непривычно было слушать такие слова к покойнику, и они устыдили Минодору:
— Грешно тебе, баба, ругать новопреставленного. Небось у него душа была. О душе подумать надо. Куда она теперь без покаяния пойдет?
— Душа-а… Какая душа?! — сквозь слезы выкликнула она. — Небось и душа-то вся винищем пропахла!
Она еще хотела что-то сказать, но в это время за дверью послышался стон, а когда открылась дверь, раздался протяжный вопль:
— Бра-ате-ец!
Это из четвертого общества прибежала сестра Абыса. Ей уже передали о смерти брата. На жалостливый вопль ее несколько баб тоже захныкали, запричитали, упоминая не Абыса, а кого-нибудь из своих близких родственников, похороненных недавно, а Минодора пошла в голос. Причитала она громко, чтобы слышали все бабы, столпившиеся в тесной старой холодной избенке о двух окнах:
Проплакав столько, сколько нужно было для того, чтобы после никто не стал ее упрекать, она оставила сестру, которая не закончила еще длинный причет о брате, а сама опять пошла к печке. Из разломанного чела полз и клубился дым, путаясь вместе с холодным воздухом.
Неожиданная смерть заинтересовала многих. Алексей решил вызвать Минодору и предложил ей отвезти труп в больницу на вскрытие. Вестовой к Минодоре пришел в то время, когда она сажала лепешки в печь. Наотрез отказалась она идти в сельсовет. Лишь когда ей посоветовали соседи, согласилась, оговорившись:
— Как выну лепешки, приду.
Вестовой ушел. В избе начали совещаться — везти труп в больницу или нет.
— Зачем везти? Какая польза? Это для дохторов надо. Кабы живым его вернули. А то искромсают на куски, и приставляй тогда что к чему.
Сосед Федор стоял за то, чтобы везти.