Вышел он без фуражки. Не стал здороваться, а впереди всех направился в конец улицы.
В крайней избе жил Трофим, по прозванию «Солдат». Это был высокий мужик, с крутыми, как у старого фельдфебеля, усами. Любимый разговор у Трофима — война.
Сейчас он сидел на крыльце и густо дымил цигаркой, но Петр Сергеевич, не доходя до крыльца, будто не видя Трофима, во всю глотку крикнул:
— Сам дома?
— Дома, — отозвался Трофим.
— Мы к тебе.
— Чем могу служить? — приподнялся Трофим и широко улыбнулся. — Проходите, садитесь.
Лукьян повторил Трофиму то же самое, что и Петру Сергеевичу, и тот призадумался было, но внезапно вмешался исполнитель:
— Приказано хлеб везти, у кого излишки… У тебя есть?
И только Трофиму было заметно, как исполнитель прижмурил глаза. Снова заулыбался Трофим, принялся расправлять усы, поводить плечами.
— Эх-хе, какие излишки! До рождества вряд ли дотянуть.
Петр Сергееич быстро добавил:
— Везти приказано всем. Теперь всё на военный лад. Небось сам был на войне.
— Как на войне не быть, — радостно подхватил Трофим. — Их сколько ведь, фронтов-то, — ая-яй. Считать на пальцах, пальцев не хватит. Да-а, повоевали… Я, почитай, на всех фронтах был. Понюхал пороху, ох, понюхал.
Обращаясь к Вязалову, как к новому слушателю, Трофим начал рассказывать случай за случаем. Петька с ужасом подумал: что, если возле каждой избы будет столько разговоров, когда же они кончат обход? Не дожидаясь конца болтовни, он сказал Вязалову:
— Не слушай его, врет все. В обозе он трепался, а добра привез — сундуки ломятся.
Вязалов перебил Трофима:
— Вот что, вояка: за войну спасибо, а хлеб государству завтра вези! Никаких уверток!
Трофим вдруг поперхнулся, видя, что его болтовня была бесцельной, напоследок выпустил густой клуб дыма и обещался выехать.
Миновав несколько изб, остановились они возле дома, совершенно не похожего на остальные избы. Дом был выстроен на манер городской дачи. Вместо крыльца — веранда, вверху — светелка с балконом. В доме огня не было.
— Тут проживает брат бывшего сельского нэпмана, — пояснил Петька. — Сам нэпман скрылся, а брат тоже фрукт: тайком землю арендует, кожу скупает для продажи, свиные туши. Спекулянт. Вызывай! — сказал Петька исполнителю.
— Пе-ерка! — закричал Петр Сергеевич.
Из-под веранды выметнулась собака, испуганно промчалась мимо и уже на дороге взвыла.
— Пе-ерка, че-орт!
Три раза окликал он, и никто не отозвался, а когда тихо пробормотал: «Попадет же тебе, гнилому», отворилась дверь мазанки, и на пороге появилась белая фигура.
— Ты, дядя Петра, меня? — совсем не сонным голосом спросила фигура.
— Что же ты, собака, не отзываешься? Приказано тебе советом ехать в обоз, везти хлеб в Алызово. Утром, как ударит колокол, гони.
— Много насыпать? — спросил Перка.
— Сколько можешь?
— Ну, мешочек отвезу, — ответил он и хотел скрыться.
— Обожди-ка, гражданин! — крикнул Вязалов. — Ты что же, Христа ради, жертвуешь советской власти? На тебя твердое задание есть? Землю арендуешь?
Перка вернулся в мазанку, что-то тихо шепнул своей жене, потом снова высунулся и, обращаясь к Петру Сергеевичу, спросил:
— Кто тут с тобой, дядя Петра?
— Сам председатель рика.
Чуть не на корточки присел Перка и, сказав «сейчас», быстро нырнул в мазанку. Скоро появился оттуда, уже одевшись. Торопливо подошел к Вязалову, протянул руку, но тот руки ему не подал.
— Ей-богу, не арендовал я, товарищ, — плаксиво заговорил Перка. — Это по злобе клевещут. Кого хошь спроси. Вон дядя Петра скажет.
Вязалов не слушал его, хотя Перка и провожал их до следующей избы.
— А сколько, скажи, сколько, товарищ? — допытывался он.
— Не валяй дурака. Завтра, если ты не будешь…
— Буду, буду, — догадался Перка, что скажет дальше Вязалов. — Глаза мои лопни, буду, — и отстал.
Рядом — большая просторная пятистенка. Петька шепнул Вязалову, что здесь живет шурин Петра Сергеевича, мужик зажиточный.
— В случае чего, построже.
Вязалов кивнул, наблюдая за Петром Сергеевичем. Тот, подойдя, не стал кричать, а вошел в сени, постоял там, снова вышел, посмотрел в окна. Все это делал тихо, будто крадучись.
— Спит, вишь, — проговорил Петр Сергеевич, и в голосе послышалось: «Не надо бы тревожить этого человека, пусть бы спал».
Походил перед окнами, каждый раз осторожно дотрагиваясь до резных наличников, заглянул в телегу, покрутился возле мазанки и снова прошел в сени.
Вязалов терпеливо ждал, чем все это кончится, Когда же исполнитель обратился к нему: «Будить ли?», Вязалову вдруг захотелось схватить его за шиворот.
— Довольно дурака ломать!
Петр Сергеевич быстро скрылся в темь, где стоял амбар, и через некоторое время оттуда послышался сначала громкий, а потом приглушенный спор. Слов разобрать было нельзя. Так же быстро очутился он около Вязалова и заявил:
— Завтра едет.
— Что везет?
— Четвертной воз ржи.