Ларочка

— Дядя Ли, если бы знал, какой у меня сейчас замот по делам. Сотни людей зависят…

— Какие люди, Лара, это твой сын!

— Но армия тоже наша!

Он бросил трубку.

Тут же эта Сашенька со своей улыбочкой.

— Лариса Николаевна, вас к Михаилу Михайловичу.

— Сейчас.

Набрала номер Гапы. Приятный офицерский голос поинтересовался, зачем беспокоят товарища Агапееву. Везет же людям, офицер в секретарях!

— Кто, кто? Я запишу ваш телефон, она с вами свяжется.

Испуганное личико Саши в дверях.

— Михаил Михайлович…

— Да, иду я, иду!

Набрала номер старика.

— Дядя Ли, а может Егор хочет служить в армии, я с ним прямо так вот не говорила на эту тему.

Бросил трубку. Нет, так это оставлять нельзя! Опять набрала номер. Секретарша подняла брови и вышла.

— Слушай, что ты как я не знаю! Знаешь, что, пусть он сам меня попросит, он же не немой, просто молчаливый. Пусть соберется на пару слов. Сам. Усек?! Придет сюда и скажет — мама помоги! Помогу! Клянусь тебе — обязательно помогу!

— Да, как ты не можешь понять, он не может, он…

— Все! Это мое последнее слово!

Бросилась к двери, но телефон зазвонил вновь. Сейчас отбреем назойливого дедушку. Тоже мне отроки с тонкими душами, попросить мать просто по людски, по человечески для них это видите ли западло!

— Послушай, дядя Ли… а-а, Гапочка, извини, перезвоню. Уедешь? Дело в том, что Егор получил повестку. Да, да, я вдруг надумала, что ему там не место. — У Ларисы сделалось каменное выражение лица. Она закрыла глаза, сдерживая гнев.

— Да, Гапочка, да, я столько талдычила, что долг настоящего мужчины — защищать родину. Именно так. Да, Егорка не настоящий мужчина, признаю. В чем тебе еще признаться?! Так и скажи, что не хочешь помочь. Ах, хочешь. Да, ты моя лучшая подруга, и ты хочешь помочь.

Ларисы слегка приоткрыла рот, можно было подумать, что она оскаливается.

— Ты все–таки понимаешь, это дело святое, и ради меня, ты готова, как лучшая подруга. Какой военкомат? Извини, пока не знаю. Но все узнаю. И быстро. На днях. Завтра. Даже сегодня. Ну, все, ты уже бежишь? Перезвоню.

Когда она вошла в кабинет шефа, он стоял отвернувшись к окну, засунув руки в карманы штанов. Выпяченые огромные губы было не видно, но Лариса убыла уверена — выпячены. Ой, как страшно!

— По вашему приказанию…

— Лариса Николаевна!!!

— Слушаю вас, Михаил Михайлович.

Он обернулся медленно, как будто был не морским пехотинцем, а целым морским кораблем. Несколько секунд молчал, примериваясь к тону, в котором следовало бы провести беседу.

— Лариса Николаевна, никакой генеральской встречи в актовом зале нашего учреждения не будет!

Лариса почувствовала, что спорить бесполезно, решение принято, но не уступать же не дав вообще никакого боя.

— Что с вами, Михаил Михайлович?

— Что вы имеете в виду?! — Начал закипать шеф, несмотря на то, что дал себе слово провести данный разговор без вспышек и взрывов.

— Что с вами сделало время?!

Ноздри большого ноздреватого носа затрепетали, всасывая дополнительный воздух. Шеф сделал два шага к столу, оперся на него не как обычно — широкими ладонями, а костяшками огромных кулаков, костяшки сделались желтыми.

— Вместо придуманной вами встречи с генералом Белугиным, состоится конференция солдатских матерей.

Лариса молчала. Дело, оказывается, даже хуже, чем ей вначале показалось.

— Разве вам это не интересно, вы же сама мать будущего солдата. И вам, наверно, самой захочется выступить на этом мероприятии.

Вот сволочь, со спокойной злостью подумала Лариса, как он хорошо подготовился к столкновению, как не дергай поводья — не объедешь.

— И вообще, Лариса Николаевна, зачем он нам нужен?

— Кто?

— Ну, этот ваш Белугин.

— Что вы хотите сказать?!

— Да ничего особенного я не хочу сказать, успокойтесь. Я просто недоумеваю, каким образом в нашей лекторской работе может быть использован опыт данного интендантского чина. Он всего лишь военный завхоз!

Белугин не любил афишировать, чем именно он занимается на службе, но Лариса догадывалась, что не спутниковой разведкой, и в данном случае яд Михаила Михайловича пропал даром. Он ничуть не отравил образ бравого и таинственного генерала в ее сердце. Наоборот, сам ехидный шеф сделался в ее глазах еще менее уважаемым и значительным, чем даже был до того. Одно только было непонятно — зачем ему именно сейчас заигрывать с либералами? Престарелый пацифизм героя малоземельца? Одно было несомненно — шеф принял решение, окончательное и никакими контратаками ничего не изменить.

— Какая жалкая попытка. Как измельчали ваши жесты. — Сказала она почти про себя.

Шеф не все понял, наклонился вперед.

— Что, что?

— Не зря все–таки Сталин разогнал вашу банду после войны.