Лашарела. Долгая ночь

Помчался Лашарелы конь,Тряхнув своею черной гривой.И облака над головойСопровождают бег ретивый.Пусть сердце верных день и ночьНадеждой полнится счастливой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Довольствоваться малым свойственно людям робким… Желающий сидеть на ковре величия должен печься о больших доходах, а желающий возвыситься и достигнуть венца должен опоясаться поясом дерзания.

«Калила и Димна»

Визири и царедворцы встретили царя у северных ворот столицы. Толпы горожан, вышедших встречать царя, стояли по обеим сторонам дороги. Ветви деревьев были унизаны детворой, глазевшей на пышную свиту. Матери высоко поднимали младенцев и с волнением ожидали появления царя.

Заиграли трубы, и в ворота въехал царь на сером жеребце. В солнечных лучах ослепительно сверкали доспехи Георгия. Жеребец шел рысью, грива его развевалась, и ветер срывал пену с закушенных удил.

Поравнявшись с придворными, царь придержал коня.

Лухуми, ехавший за Лашой, окинул взглядом встречающих и вдруг почувствовал, что кто-то пристально на него глядит. Царский телохранитель обернулся и встретил взор двух горящих глаз. Эти глаза так глядели из-под черных ресниц, словно собирались поглотить юношу. На левой щеке красавицы темнела родинка.

Не выдержав вызывающего взгляда, Лухуми опустил голову и, чтобы не свалиться с коня, схватился за луку седла.

Серый жеребец царя шел медленно. Понурившись, ехал за царем Мигриаули. Когда он наконец поднял голову, то увидел группу знатных горожан, направляющихся с подношениями к царю.

Лухуми поглядел на Шалву Ахалцихели. Тот понял немой вопрос телохранителя, кивком головы позволил допустить горожан и шепотом пояснил:

– Царю подносят дары богатейшие купцы города. Тот, что впереди, купеческий старейшина Шио Кацитаисдзе.

Купцы опустились на колени перед царем. Кацитаисдзе поднес ему драгоценный подарок, поздравил с благополучным возвращением и склонился, чтобы приложиться к полам царской одежды. Георгий подобрал поводья, собираясь спешиться. Лухуми молнией слетел с коня, чтобы поддержать стремя. Но, опустившись на землю, он почувствовал, что наступил кому-то на ноги и испуганно отскочил в сторону.

За его спиной кто-то охнул. Лухуми обернулся и увидел ту самую женщину, которая давеча привлекла его внимание. Вымученная улыбка блеснула на ее побледневшем от боли лице.

– Чуть не раздавил меня, медведь! – прошептала она едва слышно.

В этих словах Лухуми почувствовал больше ласки, чем упрека. Растерявшись, он не сумел даже извиниться – ринулся к царскому коню и схватился за стремя.

Георгий неторопливо спешился, с улыбкой приветствовал вельмож и горожан, приветил каждого, как то подобало его сану, обласкал детей. Затем вновь сел на коня и, миновав городские ворота, направился ко дворцу.

Проехав немного, Лухуми оглянулся. За царской свитой следовали купцы. Взгляд Мигрпаули снова встретился с горящим взглядом черных глаз. Красавица, сидевшая в седле боком, по-женски, ехала рядом с купеческим старейшиной и все так же вызывающе улыбалась Лухуми.

Торели, заметив смущение новичка, чуть отстал от Георгия и, поравнявшись с Мигриаули, прошептал ему на ухо:

– Эта женщина, которую ты едва не раздавил, жена Шио Кацитаисдзе, дочь персидского купца. Она известна не только своей красотой. От отца ей досталось большое наследство, и муженек обязан ей своим богатством.

Католикос в неистовстве терзал свою бороду, меряя быстрыми шагами большую приемную палату Мхаргрдзели.

Еще вчера он получил подробные сведения о том, что происходило на Лашарской горе. Католикос пребывал в ярости. По его мнению, юный царь своим поведением оскорблял христианскую церковь. Поездка на праздник Лашарской святыни, да еще свершение обряда жертвоприношения – это ли не поощрение язычества!

Еще больше возмущало католикоса пожалование Лашарской святыне новых угодий. И это в то время, когда царь не только не жаловал земель церкви, но сильно урезывал ее владения! Пример царя мог отвратить от церкви и народ, влияние христианства могло уменьшиться, а язычество, еще жившее в народе, могло усилиться и начать новую борьбу против истинной веры. Раскол грозил упадком могущества церкви, ослаблением государства.

Католикос, убежденный ревнитель христианства, не страшился схватки за веру даже с самим царем. Осторожный и предусмотрительный, кормчий церкви хорошо понимал, какого сильного союзника приобретало в лице Георгия язычество.

Тревога охватила и Иванэ Мхаргрдзели.

Молодой государь отошел от атабека, окружил себя его недругами, действовал вопреки советам и намерениям многоопытного визиря.