Ника, видя, что он молчит, едва заметно вздохнула и снова повернулась, чтобы уйти.
– Кажется, – сказал быстро Игорь. – И даже не кажется, а…
– А мне больше ничего не кажется, – совершенно просто, как будто ответила, который час, произнесла Ника, закинула за спину рюкзак и ушла.
– Я тебе позвоню! – крикнул ей вслед Игорь. – И напишу!
Нике казалось, что вот он сейчас ее догонит. Он все объяснит. Или он скажет, что ничего с Дашей не было. Или хотя бы, что ничего больше не будет. Он уедет с ней, потому что просто невероятно то, что произошло. Она ни в чем не виновата, вообще ни в чем, а ее унизили, выгнали. Но нет. Игорь ее не догнал. Он остался с ними – с массой равнодушных, злых, недоброжелательных людей. Каждый из них по отдельности, возможно, хороший человек. И лично ничего плохого к ней не чувствует. Но вместе они почему-то объединились против нее.
Когда Ника обернулась, перед тем, как спускаться в поселок, Игоря уже на тропинке не было. Ника позволила себе поплакать на ходу. Сесть на землю и плакать всласть – чего хотелось больше всего – она не могла. И времени не было – автобус отходил через пятнадцать минут, а идти еще было очень далеко, и, главное, она себе такого не позволяла. Поскорей бы приехать домой, обнять отца, сесть на свой диван, взять в руки большую чашку, которую она когда-то дарила Анне, сама ее расписывала, а теперь всегда пьет из нее чай. На чашке – домик, солнце, деревце, девочка и мальчик, собачка… Все как положено. Как всегда раньше рисовала Ника, когда была маленькой.
Мальчик со временем стерся, и солнце наполовину тоже. Символы, символы… Простые символы. Почему стерся именно мальчик с этой чашки? А не деревце, не девочка? И солнце – остался один огрызок, как желтый полумесяц. И все равно Ника любит эту чашку, держит ее так же, как много лет держала Анна – двумя руками, грея руки, улыбаясь из-за огромной чашки. Большие мамины глаза – темно-серые, удивительного цвета, темнеющие иногда до черного, отсвечивающие на ярком солнце зеленым, синим. У Ники точно такие же глаза, только нет морщинок под ними, брови чуть светлее, и еще что-то другое, неуловимое. Свет юности, наверно.
Ника на ходу полистала фотографии в телефоне. На одном из снимков, где ее снимал Игорь ее же камерой, вчера, ближе к вечеру, она была удивительно похожа на мать. Так Анна раньше смотрела, так улыбалась. Что имел в виду Игорь, когда говорил, что у нее необыкновенное лицо? Лицо как лицо. И даже не слишком правильное. Чужая душа – потемки. Как хочется понять человека, и как иногда становится страшно, когда ты понимаешь, что им руководит.
Игорь вернулся в лагерь, походил туда-сюда, подсел к Олегу, отошел, потому что Олег писал ежедневный дневник – сейчас нужно было описать собрание, на котором обсуждали «поступок» Ники. Игорь поснимал море – поднялись волны, и сверху, где был лагерь, открывались постоянно меняющиеся виды на горы и на море. Сейчас было очень красиво, впрочем, как всегда.
Игорь маялся, пил воду, пытался звонить маме – связь была плохая, и ладно, все равно пришлось бы говорить не о том, что его сейчас мучило. Решил перечитать сценарий, не читалось, просмотрел фотографии, которые успел вчера и сегодня сделать – все не то, все не так… Искал фотографию Ники на фоне высокой горной гряды, там еще было такое низкое облако… Не нашел – вспомнил, что она осталась в ее телефоне. Самая лучшая фотография, вот с тем неповторимым выражением – задумчивым, лукавым, чуть вопросительным, и вопрос не настойчивый, на него не надо отвечать, просто приятно, что тебе задают такой вопрос. Каштановые недлинные волосы так красиво обрамляют лицо, нежные розовые губы сложены в легкую полуулыбку. Черт, как теперь заполучить это фото? Никак, если она не захочет с ним общаться. Игорь еще походил по лагерю и решил прогуляться к морю, несмотря на жару.
– Я с тобой! – весело подхватила его под руку Даша, где-то болтавшаяся все время поблизости и тут же подскочившая, когда он стал спускаться в сторону моря. – Купаться пойдем?
Игорь снял ее руку.
– Даш…
– Что? – задорно вскинула брови Даша.
Она успела их подщипать, и две тонюсенькие рыжеватые ниточки поползли сейчас вверх. Толстый лоб собрался некрасивыми складками. Даша стояла перед ним, широко расставив ноги, упершись кулаками в бока, открыв рот.