В его нынешней задаче осталась самая малость. Сегодня Антон никак не мог сосредоточиться. Слышал посторонние звуки – под окном вырубили парк, построили огромный детский комплекс с открытыми площадками – качелями-каруселями, и оживленные голоса чужих маленьких детей проникали сквозь двойное стекло, которое пришлось закрыть, несмотря на отличную погоду. Суббота, на работу не пойдешь, надо было поехать на дачу, но Антон как встал с утра, сел к компьютеру, так и не отрывался до обеда, которого не было, выпил молока, походил по квартире, разминая руки и позвоночник и сел обратно, проработав до вечера.
А дети все кричат, весь день; высоко, до четырнадцатого этажа летают птицы; слышен грохот неостановимой стройки; где-то наверху раз шестнадцать за день принимаются сверлить, видимо, вешают книжные полки. Посверлят – впиваясь ему мозг, прибьют и – снова, и снова… Мучительно выпиливает на скрипке сосед, шестнадцатилетний мальчик, которого только что отдали в музыкальную школу – так бывает, оказывается – и он играет простенькие гаммы с силой хорошо поевшего подростка. Играет и играет, играет и играет… Антон надел наушники – они помогают, если включить музыку, но ему сейчас посторонние звуки будут мешать. Он сдернул их. Черт, вот черт. Невозможно сосредоточиться. Он не сразу услышал звук телефона. Какой-то незнакомый номер. Сообщение. «Можете позвонить на этот номер? Это срочно!!! Насчет вашей дочери». Антон пожал плечами, отложил телефон. Через несколько секунд, поколебавшись, все же набрал этот номер.
– Здравствуйте, спасибо, что позвонили… – Женский голос звучал приглушенно, и не было понятно, молодая это женщина или не очень.
– Вы кто, простите? – прервал ее Антон.
– Я – Настя.
– Какая Настя?
– Настя, подружка Ники.
– А, Настя… – Антон чуть растерялся. Насти он не помнит. А ведь он знает всех ее подружек. Или думает, что знает.
– Вы понимаете, я бы не стала… но деньги не только мои… и мне такую сумму не набрать… – Девушка замолчала.
– Я не понимаю вас… Еще раз начните, пожалуйста.
– Ника, ваша дочь, уехала сегодня из лагеря и забрала все деньги.
– Какие деньги, о чем вы?
– Это она мне так отомстила. Потому что я случайно увидела, как она с тем мужчиной… Вы простите, мне неудобно говорить…
Антон почувствовал, как неровно, толчками забилось сердце. Что она говорит? Что-то невозможное. Какой мужчина, какие деньги? Почему Ника уехала?
– Понимаете, – продолжала девушка, – у меня хранились все деньги, девчонки мне отдали. А она сумку открыла, меня ногой ударила – вы же знаете, она сильная, с ней пацаны справиться не могут, все деньги выгребла, меня еще кулаком в лицо ударила и уехала. А я ведь никому про нее и про того мужчину не говорила, я случайно в палатку заглянула, я же не знала, что такое может быть…
– Что… что вы хотите? – Антон попытался собраться и, хорошо зная себя, поставить собеседнику хотя бы один четкий вопрос. – Сколько денег вам нужно вернуть?
– Мне не нужны деньги. Это не мои деньги. Это девчонок деньги, – обиженно проговорила девушка. – Но… Она мне зуб выбила, передний, кулаком. Кому мне пожаловаться? Я решила позвонить ее отцу. То есть вам. Я ничего не прошу. Просто… – девушка заплакала в трубке, – просто как я теперь буду без зуба… И как я девчонкам их деньги верну…
– Подождите… – Антон перевел дух. – Подождите… Вы… Кому звоните? Вы о ком сейчас говорите? Это… это что-то нереальное…
– О Нике Ласточкиной, – ответила девушка и отключилась.
Даша выключила звук телефона и, оглядываясь, быстро сунула телефон обратно в сумку женщины, которая отходила в туалет с лежака на пляже. И как они тут проводят по полдня? Скучища… Даша показала язык загоревшему до черноты парню, который проводил ее взглядом. Кажется, он видел, как она брала телефон в сумке той женщины. Ну и что? Даша специально расположилась слишком близко, завела разговор, чтобы окружающие подумали, что они знакомые. Даже если парень что-то той и скажет, даже если Антон ей и перезвонит, что вряд ли… Тетка та сразу не хватится, что у ее телефончика звук выключен. А когда хватится, если все же Антон ей дозвонится… Никто из этих пляжников Дашу не найдет.
Антон походил по комнате, настежь открыл окно, в квартиру ворвались звуки города, усиленные в десятки раз. Нет, это невозможно, у него сейчас разорвется голова. Хотел перезвонить той девушке, да не стал. Что он ей скажет? Что без зуба можно жить, это плохо, но преодолимо? И что Ника никогда в жизни не брала ничего чужого – по-другому создана, ее даже не надо было этому учить в детстве? Какой смысл теперь это объяснять? Если уже случилось по-другому… Конечно, Ника изменилась с тех пор, как в их семье произошла эта трагедия, двойная трагедия.