Латышские стрелки в борьбе за советскую власть

В севастопольской тюрьме нас не приняли – она была переполнена арестованными революционными рабочими Крыма, трудовым крестьянством и интеллигенцией, которые начали активную борьбу с белогвардейским режимом. Поместили нас во дворе какой-то казармы в брезентовой палатке. Казарма находилась недалеко от Севастопольской бухты и железнодорожной станции, в ней была расположена белогвардейская юнкерская школа, воспитанники которой нас охраняли. Часть помещения этой казармы занимал военный госпиталь.

Наше положение было здесь очень плохим: в палатке не было ни нар, ни соломы, спали мы на холодной каменистой земле без одеял. Старая тонкая летняя одежда, которую мы получили в сакской грязелечебнице, была изодрана и превратилась в лохмотья. Ходили мы босые.

Приближалась осень, становилось холоднее, и по ночам мы особенно мерзли. Чтобы ночью хоть сколько-нибудь согреться, все лежали, прижавшись друг к другу. С большим нетерпением ждали утра, и с восходом солнца старались согреться в его лучах. Кормили нас объедками из госпиталя и с юнкерской кухни.

Большинство юнкеров были заядлые белогвардейцы, сынки богачей, будущие офицеры. Они были враждебно настроены против нас, мы же были изолированы от севастопольских рабочих, которые симпатизировали нам.

В том же дворе стоял совершенно незаселенный дом с окнами, дверьми и полом, но туда нас не пустили и заставили жить в брезентовой палатке, спать на голой земле. Это было сделано с явной целью быстрее сломить нас физически. Начальником караула был комендант этой казармы – старый, сгорбленный 65-летний прибалтийский немец – полковник. Это был большой негодяй и истязатель людей. Говоря с нами на ломаном латышском языке, он всегда подчеркивал: «Я вам, молодой люди, буду показать, как имения сжигать, как надо господа уважать, абер не тумайте, я не сабыл, как вы господа грабили». Наше тяжелое положение доставляло ему удовольствие – он ходил, потирая руки, и радовался нашим страданиям. Вначале юнкера, проходя мимо нашей палатки, громко чертыхались, ругали нас, угрожая повесить, расстрелять, разорвать на куски и т. д. С каждым днем эти угрозы мы слышали реже, пока наконец им это, очевидно, надоело. Однажды через брезентовую стенку палатки мы услышали разговор идущих мимо юнкеров: «Рядом же стоит пустой дом, почему их туда не пускают, заставляют полуголых мерзнуть в этой дырявой палатке?»

Иногда ночью неизвестные благодетели подкидывали нам в палатку белье и даже старые одеяла. Для нас и это было некоторым облегчением – было что натянуть на себя, а одеяла использовали в качестве подстилки – было теплее, чем на голой земле. Этими благодетелями могли быть только кто-нибудь из юнкеров, так как остальным не было разрешено приближаться к нашей палатке. Таким образом, даже в среде юнкеров находились люди, которые симпатизировали нам и тайком оказывали нам помощь. Боясь своих, они не хотели нам показываться.

Несколько дней нас посылали на работу в порт грузить корабли, иногда – на станцию нагружать и выгружать железнодорожные вагоны. Вид у нас был ужасный: мы шли босые и совершенно оборванные. Это вызывало у жителей Севастополя сочувствие.

Большинство из нас изготовило себе «верхнюю одежду» из мешков. В мешке вырезали отверстие, в которое просовывали голову, и еще два отверстия для рук. От переноски тяжестей на полуголой, а иногда и совершенно голой спине кожа была расцарапана, покрылась язвами, беспрерывно болела, местами текла кровь, образовались нарывы.

Вокруг нашей группы стало собираться все больше и больше портовых рабочих и жителей города. Все чаще слышались их протесты против бесчеловечного отношения к пленным красноармейцам. Более смелые громко осуждали насилие белогвардейцев и высказывали вслух свое возмущение. Портовые и станционные рабочие искали возможности встретиться и поговорить с нами, информировать нас о том, что рабочие Севастополя не дремлют, а готовятся к решительному бою с белогвардейцами и этот решающий момент приближается. Хотя жили рабочие в большой нужде, они готовы были делиться с нами своими убогими обедами и куревом. От них мы узнали, что белые на фронте терпят большие неудачи. Наши новые друзья высказывали надежду, что Красная армия в скором времени начнет наступление на Перекоп и очистит Крымский полуостров от белых. Эти вести нас обрадовали и вселили в нас новые силы.