«Разрешение на брак? Легкотня! Мы помчались в муниципалитет Бруклина и достали все необходимые документы со спокойствием и выдержкой опытных политиков… Видели бы вы своего старичка! Мормон Бригам Янг, берущий себе двадцать седьмую жену, или царь Соломон, у которого их число перевалило за две тысячи, не идут ни в какое сравнение со старым джентльменом, мастером светской беседы!»[1104]
Такое чувство, что для Лавкрафта это было что-то вроде забавы. В дальнейшем мы увидим все больше и больше доказательств в пользу того, что он пребывал в восторге от новизны супружеской жизни, но не представлял, сколько требуется усилий, чтобы брак сложился удачно. Будем откровенны, в эмоциональном плане Лавкрафт еще не созрел для таких обязательств.
Интересно будет рассмотреть свидетельства ближайших друзей Лавкрафта. В 1959 г. Артур С. Коки брал интервью у Сэмюэла Лавмэна, а в 1961 г. – у Фрэнка Лонга, и вот какого мнения они придерживались по данному поводу: «Сэмюэл Лавмэн считал, что Лавкрафт женился на миссис Грин из чувства долга за проявленную ею поддержку и интерес к его работе. Фрэнк Белнэп Лонг-мл. сказал, что, по словам Лавкрафта, всякому приличному джентльмену подобает жениться»[1105]
. Лавкрафт благоразумно вытерпел англиканскую церемонию в колониальной церкви, а значит, на тот момент стремление к прекрасному взяло верх над рациональностью. Первые несколько месяцев он часто упоминает в письмах свою «женушку» и «хозяйку», что снова показывает – ему было приятно находиться в новом статусе, однако он понятия не имел, какова супружеская жизнь на практике.Стоит задуматься, что именно Лавкрафта привлекало в Соне. Сразу напрашивается мысль, что в ней он искал замену матери, тем более Соня появилась в его жизни всего через полтора месяца после смерти матери – примечательное совпадение. Допустим, поначалу инициативу в основном проявляла Соня: она приезжала в Провиденс гораздо чаще, чем он бывал в Нью-Йорке, но и Лавкрафту ведь нужно было с кем-то делиться мыслями и чувствами, которые он не мог обсуждать с тетушками. Мы многое могли бы узнать из его длинных писем, что Лавкрафт отправлял Соне каждый день, и хотелось бы верить, что в них он выражал больше нежности и теплоты, чем в высокопарных заявлениях из «Ницшеанства и реализма». Во время жизни в Нью-Йорке Лавкрафт часто и много писал тете Лиллиан (реже – тете Энни), однако в этих посланиях в основном рассказывается о повседневной жизни и лишь время от времени можно узнать какие-то подробности о его настроении, чувствах или убеждениях.
При этом Соня была полной противоположностью Сьюзи Лавкрафт: энергичная, эмоционально открытая, современная, свободная от национальных предрассудков и, пожалуй, немного властная (властной Соню однажды назвал Фрэнк Белнэп Лонг, описывая ее характер). Сьюзи же, по-своему тоже властная, была женщиной подавленной, эмоционально сдержанной, чахлой – то есть типичной представительницей американского викторианства. Декадентская фаза в развитии взглядов Лавкрафта была в самом разгаре: он с презрением относился к викторианству, и его заигрывания с интеллектуальным и художественным авангардом, возможно, и нашли свое отражение в современной женщине, олицетворении века двадцатого.
До свадьбы Соня и Говард поддерживали отношения на расстоянии, что довольно трудно и в наше время. Летом 1922 г. Лавкрафт пробыл у Сони три месяца на правах «близкого друга» и наивно полагал, что они легко уживутся. Самое удивительное, что и Соня, уже пережившая неудачный брак, тоже в это верила.