Лазарус (ЛП)

И все, что осталось — это страдание.

Глава 3

Лазарус

Когда я был уверен, что она отключилась прошлой ночью, я обошел весь многоквартирный дом, сообщив всем, что моя сестра осталась со мной и проходит детоксикацию. Хотя они, как правило, придерживались позиции «не лезь не в свое дело», учитывая, что все они сами были преступниками, я не верил, что они не вызовут полицию, если услышат, как Бетани кричит о том, что ее держат в заложниках.

— Она уже достаточно долго, блядь, косячила, — солгал я сквозь зубы торговцам марихуаной дальше по коридору, — пришло время ей привести себя в порядок, прежде чем она проебет свою жизнь, — эта часть была достаточно правдива.

— Понимаю, чувак, — сказал парень, имени которого я даже не знал, — мы просто занимаемся травой, приятель, но мы знаем, как это жесткое дерьмо портит тебе жизнь. Мы не будем лезть не в свое дело.

Это был тот же самый ответ от урода, который жил рядом, и Барни, и его жены Герти, которые были фальшивомонетчиками.

Наркотики были постоянно растущей проблемой повсюду. Они все это знали. Особенно учитывая, что у нас были торговцы героином прямо через дорогу. И, как бы им, возможно, не нравилась мысль о разъяренной, плачущей или кричащей женщине, они понимали, что вы должны делать то, что вы должны делать для тех, кого любите.

С точки зрения сестры, это было умно.

Даже если бы они каким-то образом увидят ее — мы оба были темноволосыми и темноглазыми. Это было достаточно правдоподобно.

Как только с этим было покончено, я сменил замок на входной двери, заменив его на тот, который запирался только снаружи. У меня была цепочка внутри. Этого было достаточно. В любом случае, никто не стал бы вламываться в дом Приспешника. Когда это было сделано, я заколотил окна гвоздями.

Даже если она была счастлива при мысли о детоксикации, о том, что ей станет лучше, потребуется всего пара часов активного отвыкания, чтобы наступило отчаяние. Она полезет на гребаные стены, пытаясь выбраться любым возможным способом, чтобы выйти на улицу и получить еще одну дозу.

Мне нужно было перекрыть все пути.

Вот почему я ушел сразу после того, как она проснулась, и мы поговорили. Мне нужно было сходить в клуб и поговорить с братьями о том, чтобы попытаться прикрыть меня на несколько дней, а затем захватить кое-какие продукты и одежду для нее. Она будет потеть от всего, что бы ни надела, и одежда будет ей нужна. Чем дольше я ждал, чтобы выполнить это, тем хуже она себя чувствовала, тем больше у нее было шансов найти выход и вернуться к своей привычке.

Я не мог сказать, откуда взялось это желание. Я не был героем такого типа. В общем, я был из тех, кто позволял каждому жить своей жизнью. За пять или шесть лет я прошел через столько дерьма, что это дало мне новый, гораздо более спокойный взгляд на жизнь. Дерьмо случается, и это происходит буквально все гребаное время. Если ты волновался из-за каждой мелочи, ты был напряжен двадцать четыре на семь. Было легче в прямом и переносном не замечать этого.

Я ежедневно видел сделки с наркотиками и никогда не сообщал об этом.

Я видел, как люди нюхали со стоек в Хекс, и их не выгоняли, хотя я знал, что существует политика «без наркотиков».

Я очень редко вмешивался.

Я остановил ограбление какой-то бедной гребаной шестнадцатилетней девочки в городе, и я рассказал Приспешникам о людях, ворвавшихся в их тренажерный зал.

Я не был каким-то Белым Рыцарем, спасающим девицу в беде.

Я больше походил на Черного Рыцаря, от которого всем хорошим девочкам было велено держаться подальше.

Может быть, это было мое собственное прошлое, мои собственные передозировки, мое собственное чувство полного и абсолютного одиночества в мире, когда никто даже отдаленно не мог понять, как ужасно я себя чувствовал, как плохо все должно было быть, чтобы позволить мне воткнуть иглу в руку и ввести наркотики в вены.

Откровенно говоря, если бы вы там не были, вы бы ни за что не смогли даже начать осознавать такую низость.

Такая хорошенькая девушка, как она, одна в баре в четверг вечером. Вокруг нее не могло быть много людей, которым было бы не наплевать, если бы они позволили ей это сделать. Так что, скорее всего, у нее либо не было семьи, либо они не были близки.

Видите ли, мне пришлось делать это в одиночку.

Я прошел через это страдание без единой гребаной души в мире, которой было бы не все равно, жив я или умер.

Я не знал ее до этого, но я не хотел, чтобы ее постигла та же участь.

Мне, блядь, было не все равно.

Я ее не знал. Я не знал, была ли она выпускницей средней школы или отсасывала парням за деньги. Не имело значения, что она делала, где была. Каждый делал то, что ему было нужно, чтобы выжить. Я был не из тех, кто может судить.

Но мне было не все равно.

Может быть, это была форма покаяния. Может быть, я почувствовал необходимость заплатить за свое прошлое. Какова бы ни была причина, я собирался помочь ей.

Нравилось ей это или нет.

— Я думал, ты вернешься прошлой ночью, — прорычал Эдисон на меня, когда я вошел в дверь. Не потому, что он был зол, а просто этот ублюдок так говорил.