Лазарус (ЛП)

С этими словами я оставил свой байк у здания клуба и взял одну из машин, направляясь запастись едой, а затем кое-какой одеждой для Бетани. Я схватил пару дополнительных комплектов простыней и тяжелых одеял, зная, что она вспотеет, но и замерзнет сильнее, чем когда-либо в своей жизни. Как грипп на стероидах. Я схватил дополнительные таблетки Адвила и жевательные таблетки от тошноты и решил, что это примерно так же поможет.

На самом деле ничто не могло помочь.

Но, по крайней мере, это несколько упростит ситуацию.

Я вылез из машины и направился к своей квартире с примерно пятнадцатью сумками в руках и шестью бутылками Педиалита (прим.перев.: Педиалит — это пероральный раствор электролита) на груди.

Я едва успел отпереть дверь и толкнуть ее, как услышал звук.

Это был не совсем плач, но и не такой жалкий, как хныканье — просто болезненный, постоянный звук, с которым я был достаточно знаком, чтобы знать.

Это началось немного раньше, чем я ожидал, заставив меня задуматься, как долго она употребляла и сколько. Я должен был получить эту гребаную информацию до того, как уехал.

Ну что ж.

Слишком поздно для размышлений.

Я поставил сумки на пол, потянулся, чтобы взять обезболивающее и средство от тошноты, прежде чем направиться в спальню.

Обнаружив, что там пусто, я заглянул в ванную и увидел, что она сидит у стены, прижав колени к груди, голова к коленям, тело раскачивается взад-вперед, а ее правая рука царапает кожу на руке.

— Бетани, — позвал я тихим голосом, не желая пугать ее.

Однако она не испугалась, вероятно, услышав, как я уронил сумки и направился к ней. Ее голова медленно поднялась, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня, ее глаза были суженными и с кругами под ними.

А потом она произнесла четыре слова, которые были мне слишком хорошо знакомы.

— Я не могу этого сделать.

Глава 4

Бетани

Я хотела, чтобы он вернулся.

Я знала, что это было неправильно. Он удерживал меня здесь против моей воли, заставляя меня проходить детоксикацию, совершая целый список преступлений против моего благополучия.

Но по мере того, как проходили часы и начиналась ломка, все, о чем я могла думать, было то, что я не хотела оставаться одна. Это заставляло меня выглядеть слабой и жалкой, но мне было все равно.

Мне казалось, что я вылезаю из своей кожи.

Например, как когда я смотрела телешоу, где тысячи насекомых вырывались из-под кожи персонажа, и это заставляло меня чувствовать, что моя собственная кожа соприкасается с насекомыми.

Вот как это было на самом деле. По моей коже побежали мурашки. Это больше не было частью меня. Это было похоже на ее собственную сущность. И мне ничего так не хотелось, как стащить ее с себя, чтобы избавиться от тошнотворного ощущения.

Я была почти уверена, что причина, по которой я хотела его вернуть, заключалась в том, чтобы я не сделала чего-то совершенно безумного, например, не схватила один из легкодоступных ножей из кухонного ящика и не начала отрезать части себя, просто чтобы попытаться остановить это чувство. Хотя я знала, что это было не реальным, и не имело бы значения, если бы я сняла каждый слой кожи, жира, мышц, сухожилий и костей. Все равно бы казалось, что они там были.

Были небольшие боли в суставах, но все это было полностью перекрыто более сильным ощущением ползания. Хотя я знала, что рано или поздно боль станет почти невыносимой.

Я уже чувствовала пот. Вот как ты понимал, что становится все хуже. Волосы у меня на затылке были влажными у корней. Скоро такой будет вся моя голова, пока я не буду выглядеть так, словно меня окунули в воду. Затем он окажется в подмышках, поперек спины, живота, груди и, в конце концов… рук и ног. Каждый дюйм моего тела будет влажным, как в лихорадке, в то время как я буду дрожать от озноба.

Опять же, я была абсолютно искренне до глубины души напугана тем, что осталась одна проходить через это. И, видя, что рядом со мной никого не было, мой похититель был лучшим выбором.

Так что, возможно, у меня был какой-то временный Стокгольмский синдром. Но я могла бы справиться с этим, когда снова стану чистой и с ясной головой.

Прямо сейчас я просто хотела, чтобы он вернулся.

Поэтому, когда он позвал меня по имени, это был, возможно, самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала в своей жизни.

Что было очень, очень грустно, если подумать об этом.

— Да, ты сможешь, — сказал он мне, придвигаясь ближе, пока не оказался прямо рядом со мной, опустился на колени рядом со мной и коснулся моей руки, где я оставила довольно приличные следы от ногтей на коже, отчего на поверхности выступила ярко-красная капелька крови. Я даже не осознавала, что сделала это, пока он не обратил на это внимание.

— Будет только хуже, — сказала я, не заботясь о том, как жалко это прозвучало.

— Да, это так, — согласился он, не приукрашая это, за что я была в равной степени благодарна и раздражена. Некоторые банальности, хотя я бы знала, что это чушь, могли бы быть приятными прямо сейчас. — И тогда все будет медленно, но верно становиться лучше.

— У меня зуд по коже, — призналась я.