Томас не любит насилие, не любит склоки, не любит вмешиваться в чужие разборки, несмотря на то, что одно его слово — и драка остановится. Но Томас не собирается открывать рот, чтобы прекратить очередную волну издевательств над Оливером Стоуном. У того есть свой рот и свои руки, чтобы выкарабкиваться из ямы, в которую попал. Тем более его папаша дружит с шерифом и мэром города. Проблем вообще быть не должно. Только и Оливер не спешит кому-то рассказать о происходящем.
Слеш / Романы18+========== Часть 1 ==========
— Что, вашу мать, вы делаете? — Томас неторопливо подошёл к парням, которые тёрлись на школьной парковке возле блестящей тойоты Оливера Стоуна.
Спрашивал Томас беззлобно, с ленивым любопытством, но всё-таки внимательно смотрел на каждого гогочущего приятеля.
— Прокачиваем карету нашей принцессы, — отозвался Маркус. Томас слегка нахмурился и, лишь когда парни расступились, смог рассмотреть царапины на чёрном отражающем послеобеденное солнце боку тойоты.
В царапинах угадывались буквы, а присмотревшись получше, Томас смог разобрать «пидор». Он хмыкнул и покачал головой:
— Если папаша этого козла узнает об этом, то вы до конца жизни будете заниматься общественными работами и драить сортиры в больницах. Он же корешится с шерифом, я слышал, тот к ним даже ужинать ходит со своей резиновой куклой.
Марк заржал и щёлкнул зажигалкой, прикурив выуженную из внутреннего кармана куртки сигарету:
— Кукла что надо, что ты. Я бы пообщался с этой милфой, сиськи у неё — огонь.
— А по поводу этого, — Эрик вынырнул к ним, закидывая руку на плечо Маркуса, широко улыбнувшись, — не волнуйся. Принцесса не настучит папочке, кто исцарапал её карету, если не хочет снова хлебать воду из унитаза. Да и вообще, его папочка должен быть нам благодарен. Мы ведь ставим его в известность о том, кому любит подставлять жопу его сынок.
Томас закатил глаза и махнул рукой. По факту ему было совершенно плевать. К Оливеру Стоуну он относился совершенно никак. Сам его не трогал, отмашки трогать не давал, просто наблюдал, как новенького, которого перевели к ним в начале осени, изводили, и только усмехался — каждый сам должен барахтаться, чтобы взбить лапками масло. У Оливера это получилось плохо, даром, что из богатеев — вон, машину собственную имеет, новую, блестящую, недешёвую. Томас вовсе никакой не имел, мог только брать иногда отцовский старый форд.
Впрочем, забавы с унижениями Томаса никогда особо не интересовали. Потому Оливер оставался для него довольно нейтральным персонажем, за которым и наблюдать-то не слишком любопытно. Очередной мальчик для битья. И сам в этом виноват, если не даёт должного отпора. Пацанов-то отвадить легко можно — они хоть и любили выпендриваться, но трусливыми были до смерти. Скажи им Оливер хоть раз, что настучит отцу, а тот доложит шерифу — и всё, закончились бы беззаботные деньки с пинанием всем известного органа.
Томас Ченнингтон с самой младшей школы являлся бессменным лидером всех ровесников в округе. У его родителей не было ни особых денег — мать работала в закусочной, а отец в автомастерской, — ни положения — всё по той же причине, — ни каких-то особых способов добиться влияния. Оно у Томаса просто было и всё. «Это врождённое», — говорила его мать, Молли, улыбалась и гладила тогда ещё десятилетнего Томаса по голове, отдавая ему пластырь, чтобы он заклеил разбитые коленки.
Конечно, Томас ничего против не имел. Ни против пластыря, ни против вроде как врождённого лидера внутри себя.
Ровно до того дня, пока в одном из школьных туалетов, которым никто особо не пользовался, он не обнаружил курящего под окном Оливера Стоуна со свежими ссадинами на белом лице. Они так ярко выделялись на коже, что и вовсе казались неумелым гримом, и Томас хмыкнул, подходя к раковине, чтобы помыть руки.
— Что, нервишки шалят? — спросил он, разглядывая отвернувшегося Оливера в отражении. — Значит, духу сигареты купить у тебя хватило, а мордаху свою отстоять — нет? — он повернулся уже лицом и опёрся бёдрами на край раковины.
Оливер хмуро посмотрел на него и затянулся. Томас видел, что курит он неумело, если не впервые, то явно раз пятый, не больше. Сигарета между пальцами держится неуверенно, ломко, словно Оливер и сам не знал, нужна она ему или нет. И всё это выглядело так карикатурно, что смешок сдержать становилось всё сложнее.
— Хочешь, помогу тебе?
— Что? — недоверчиво переспросил Оливер, сводя тёмные густые брови к переносице. Он выглядел как нахохлившийся птенец, только-только выпавший из гнезда: тонкий, нескладный и очень-очень подозрительный. — В смысле, поможешь?
— Скажу парням, чтобы перестали тебя трогать.
— А взамен что?
Томас оскалился: а Оливер-то не дурак, понял, что за просто так ничего не бывает.
— Дашь мне трахнуть себя.
— Что? — чужое лицо вытянулось, но Томас лишь пожал плечами:
— Мне всегда было интересно, как это — трахнуть парня.
— Ты пидор, что ли? — мрачно спросил Оливер, всем видом показывающий, что не верит ни единому слову.
Но Томас не лгал. Он бы помог, сказал бы парням, те бы отстали. Вопросы только задавали бы, но со временем нашли бы другую грушу.
— Неа, — сказал он, сам закуривая. — Но почти уверен, что би. Похуй же кого трахать, задницы у всех одинаковые.
— Я не пидор.
— А все говорят обратное. Даже твой вид говорит обратное, ты девчонку-то хотя бы мял?
Оливер начал неожиданно краснеть, отвёл взгляд и буркнул:
— Мял.