Лебяжий

– Эту? – выщипанные брови библиотекарши удивленно взлетели. Еще бы: книжка-то – «Опыты» Монтеня – никем не читана. Библиотекарша и сама не раскрывала ее. Только проставила инвентарный номер да занесла в регистрационную карточку. «Смотри-ка ты! – уважительно подумала ома. – Какая любознательная особа! Надо будет к ней присмотреться. Да и самой Монтеня прочесть...»

Однажды, встретив Федосью на улице, она поклонилась и полюбопытствовала: понравился ли Монтень?

– Не без этого, – уклончиво ответила Федосья. – С умом человек пишет.

Но книжка была ей явно не по зубам. И не столь потому, что автор труден,– шрифт больно мелкий попался. Слегка измяв страницы, кое-где даже карандашом подчеркнув, чтоб видели, что читала, Федосья через пару недель отнесла Монтеня в библиотеку и попросила что-нибудь детское.

– Племяшка у меня читать учится. Вы уж посоветуйте... что-нибудь по ее разуму.

Библиотекарша нашла Чуковского, и вот, проводив Пронина, Федосья маршировала по комнате, выкрикивая казавшиеся ей нелепыми строчки: «Муха, муха-цокотуха, позолоченное брюхо!» Вот причудина-то! О мухе пишет, да еще и брюхо ей вызолотил... Будто не о ком больше писать... Ага, а дальше про таракана... всю нечисть собрал. Неужто за такие стишки еще и деньги платят?

– Ты вот эту книжицу читал? – Федосья, осилив книжку про насекомых, подсунула ее Пронину. Пускай поглядит, почитает... может, вместе посмеемся. А главное, исподволь станет ясно, что Федосья тоже не без царя в голове, интересуется литературой. Однако Пронин, взглянув на суперобложку, сердито откинул книжку в сторону, проворчал:

– Есть мне время глупостями заниматься!

– А Монтеня не читал?

– Кого?!

– Монтеня... писатель такой французский.

– Он в бурении что-нибудь смыслит?

– Умные люди во всем смыслят. На то они и умные.

– Во всем и не надо. Вот я, примерно сказать, бурение знаю досконально... с закрытыми глазами скважину насквозь вижу... по звуку чувствую, где твердая порода, а где мягкая... и раствор не моргнув приготовлю, и всякую поломку исправлю... А назначь меня... ну хоть бы ветеринаром... Там совсем другая техника... напортачу. Или аптекарем назначь. Я тебе такой рецепт составлю – только на том свете поймешь, чего выпила. Я к чему это говорю-то? Каждому ремеслу учиться надо... или на практике его постигать..

– Всё бы так! – возражала Федосья – Вот Монтень этот... для кого книжку свою сочинил? Толстенная, поболе килограмма, поди... А ты ей даже не поинтересовался, И это передовой, уважаемый человек! Что ж о других-то говорить?

– Иди ты со своим Монтенем! – рассердился Пронин и, закурив, сел у окна.

Федосья огорченно вдохнула: так хотелось поговорить! И что он сердится? Ну не про Монтеня, дак про другого. Вечор, зайдя в контору, подобрала подле печки истрепанную без корочек книжку. Первая страница была наполовину вырвана снизу. А начало уцелело. «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему», – с трудом осилила Федосья начало великого романа. А прочитав эту фразу, радостно рассмеялась не только оттого, что смогла разобрать мелкие буковки, но прежде всего потому, что мысль автора показалась ей исключительно верной. Кто ж высказал ее так просто и так складно? Спросить бы у Пронина, но вдруг он рассердится? «Ладно уж, – решила Федосья, разбирая постель, – когда всю книжку осилю, тогда и спрошу». Но, лежа под одеялом, она снова и снова повторяла эту поразившую ее фразу: «Все счастливые семьи похожи друг на друга...»

– Поди, лежишь и думаешь: вот олух мне достался... – попыхивая папиросой, говорил Пронин. – Даже читать ничего не хочет.

– Олух и есть, – улыбнулась в темноте Федосья. – Монтеня не читал.

– Ну и ладно. Зато ты у меня клад драгоценный. Искал, искал – наткнулся случайно.

– Спи, полуночник! Скоро утро! – Федосья одернула его для приличия, однако признание льстило. «Скажет же: клад драгоценный!»

А Пронин смотрел в огромный ночной мир, курил и помалкивал. Наверно, тревожился о наступающем дне и отвлекал себя никчемными разговорами.

– Ни единой звездочки, – вздохнул он. – Нет, вон одна затерялась. А там еще одна, поменьше, перемигиваются, примерно сказать...

– Че бормочешь опять?

– Звезды считаю.

– Спать-то когда ляжешь, звездочет? Я место тебе нагрела.