Утром 19 июля 1931 года в 13 часов 30 минут "Малыгин" двинулся вниз по реке, к Белому морю. Шли мы мимо лесозаводов, к причалам которых были пришвартованы иностранные пароходы, а на рейде в устье Северной Двины стояли на якорях десятки судов, ожидавших своей очереди.
У меня оказалось достаточно времени, чтобы ознакомиться с кораблем и его экипажем, с пассажирами. Командовал судном полярный капитан Д. Т. Чертков, молодой, но уже опытный мореплаватель. Научную экспедицию возглавлял заместитель директора Арктического института профессор Владимир Юльевич Визе, очень спокойный и немногословный человек. Все относились к нему с величайшим уважением. Держался он в тени, никогда не повышал голоса, а при разговоре внимательно и дружелюбно смотрел собеседнику в глаза сквозь толстые стекла очков.
Владимир Юльевич Визе по праву считается одним из столпов советской полярной науки. Свой арктический путь он начал за два десятилетия до нашего рейса - участником трагической экспедиции лейтенанта Г. Я. Седова к Северному полюсу.
Заместителем Визе был столь же известный исследователь Арктики Н. В. Пинегин. В числе участников экспедиции были Леонид Муханов и потомственный северянин охотник-каюр Федор Кузнецов. С Кузнецовым я особенно сдружился, он многому меня научил.
Внимание всех привлекал высокий молчаливый итальянец Умберто Нобиле, возглавлявший в 1928 году трагически закончившуюся воздушную экспедицию в Арктику на дирижабле "Италия" (большинство ее участников погибли). В 1931 году он в Советском Союзе работал вместе с нашими инженерами над конструкцией новых дирижаблей.
На "Малыгине" был целый корреспондентский корпус. Газету "Правда" представлял П. Ф. Юдин, впоследствии известный советский ученый. От редакции "Известий" шел в экспедицию известный журналист Ромм, от "Комсомольской правды" - Розенфельд.
Пока мы были далеко от цели и у представителей прессы не находилось работы, они взялись за меня. Архангельским управлением водного транспорта, которому подчинялся капитан "Малыгина", для каждого корреспондента был установлен лимит 25 слов в декаду. Конечно, такой лимит не позволял давать сколько-нибудь обстоятельные информации. По просьбе корреспондентов я дал радиограмму своему наркому и вскоре получил ответ, что Наркомат разрешил увеличить лимит до 1200 слов в декаду каждому журналисту. Стоит ли говорить, что я сразу сделался лучшим другом газетчиков.
А между тем нас обступила Арктика - с ее просторами, студеным пронизывающим ветром, густыми туманами и неожиданными снежными зарядами. Арктика, о которой я так много думал в последние годы и куда так стремился. Сон бежал от меня, и я, одевшись потеплее, часто по нескольку часов стоял на верхнем мостике, не в силах оторвать глаз от расстилавшейся вокруг величественной картины.
Утром 23 июля мы увидели первого медведя. Он спокойно ходил по соседней льдине и с любопытством посматривал на пароход. Немецкий журналист Зиберг ранил медведя, а американец Дрессер добил его. Убитого зверя матросы втащили на палубу.
Следующий день прошел без особых происшествий, но ночь принесла сюрприз. Все, кроме вахтенных, сладко спали, когда раздался громкий скрежет и за ним последовал сильный толчок: сели на мель.
На мели проторчали часов восемь, пришлось выпустить 180 тонн пресной воды, чтобы облегчить судно. Капитан занервничал, но Пинегин его успокоил:
- Не расстраивайтесь. В этих широтах еще много "белых пятен"! Так и наносятся мели и банки на мореходную карту...
Мы держали курс к мысу Флор, но нелегко было пробиться к нему. Путь преградило большое ледяное поле, накрыл густой туман. Пришлось пришвартоваться к льдине. Когда туман немного рассеялся, двинулись дальше. Шли все время малым ходом, обходя паковый лед.
25 июля около 8 часов утра подошли к острову Норд-Браун и бросили якорь близ мыса Флор. Разыгрался сильный шторм, ветер в десять баллов нес колючую снежную пыль. В такую погоду нельзя ни шлюпку спустить, ни вход в бухту Тихую искать. Целый день бушевала пурга, только к ночи немного поутихла, и мы наконец пришли в бухту Тихую - пункт назначения. Можно представить себе, как были рады полярники станции, прожившие здесь целый год. Мы, шедшие на "Малыгине", выстроились на палубе с винтовками и, как только приблизились к берегу, дали в их честь три залпа. "Малыгин" бросил якорь, и к нам на борт пришли трое полярников во главе с начальником станции Ивановым. Начались объятия, расспросы.
Полярники бухты Тихой пригласили малыгинцев на обед. Тесно было в маленькой кают-компании, не всем хватило места за столом, но зато как весело было! Между берегом и судном все время курсировали шлюпки, перевозя оживленных людей. Мы срочно засели за подготовку корреспонденции для обмена с дирижаблем. Наша крохотная каюта выдержала форменную осаду: каждому хотелось получить как можно больше конвертов и марок.