День начальника станции никогда не проходил без забот и каких-нибудь, пусть и мелких, неожиданностей. То выходил из строя движок на радиостанции, и я помогал его чинить, то ощутимый урон наносила пурга и следовало ликвидировать ее последствия. То прибегал завхоз и сообщал, что две свиньи опоросились и надо при таком-то холоде сохранить 19 поросят. И мы с ним шли и соображали, как и чем срочно утеплить помещение, где содержались животные...
Но это все, хотя и отнимало время и требовало сил, в общем-то решалось просто.
Как бы там ни было, какие бы хлопоты ни одолевали, я старался не поддаться бесконечной веренице забот и при первой возможности уходил в короткие походы с геофизиками и гидрологами. Научился обращаться с приборами, вести наблюдения и записи.
Чаще всего ходил либо с Женей Федоровым, либо с Васей Мелешко.
Километрах в пяти от станции на небольшом мысу в бухте Мод была построена избушка, где мы могли бы отсиживаться в непогоду.
Это было любимое наше место, и мы часто бывали там. Только несколько лет спустя узнал, что сменившие нас полярники мыса Челюскин прозвали эту избушку "папанинской", а когда в 1937 году топографы проводили геодезическую съемку, то этот безымянный выступ назвали мысом Папанина. Вот так неожиданно и появилось мое имя на карте Арктики.
Весна набирала силы. Я чувствовал это не только по солнышку, но и по настроению полярников. Однажды, например, услышал невзначай, как спокойный и немногословный человек, подставив лицо ветру, бормотал вполголоса строки стихов:
От моей юрты до твоей юрты - Горностая следы на снегу, Побывать у меня обещала ты, Я дождаться тебя пе могу...
Потом я узнал, что автор этих стихов - Драверт, ученый и геолог, объездивший весь Север.
Подумалось, что парень затосковал о доме. А какое лекарство от тоски в Арктике? Одно. Работа. Назавтра послал его в поездку с Федоровым. Подействовало!
Лето мы чувствовали и по свежим трещинам в морском льду. 1 августа лед в проливе пришел в движение, и взломанные ледяные поля стремительно понесло на запад. 4 августа с высоты мыса Челюскин мы видели к западу и к востоку только чистую воду. В тот же день радист передал мне радиограмму: ""Сибиряков" вышел с Диксона и полным ходом идет к мысу Челюскина, на его борту - наша смена.
Я был доволен результатами годичной работы на мысе Челюскин: мы выполнили задание - создали современную научную обсерваторию и радиоцентр, научные работники собрали ценные материалы.
Подводил я итоги, еще и еще раз обходил все хозяйство, чтобы сдать его следующей группе полярников, и с благодарностью думал о коллективе, с которым сжился за этот год. Все ли я правильно делал? Наверное, нет. Но старался. С первых дней я стремился вопросам быта уделять не меньше внимания, чем развертыванию работ. Чистота и уют очень важны в изолированной от внешнего мира жизни. В кают-компании мы застелили пол ковровыми дорожками, на стенах повесили картины. Я строго требовал соблюдения порядка во всех служебных и жилых комнатах. Мне думалось, что это обязательно должно влиять на моральное состояние, настроение сотрудников, не позволит им опуститься, быть небрежными по отношению к себе. В этих моих стараниях очень помогли обе женщины.
Большого труда мне стоило получить разрешение начальства взять на работу Галину Кирилловну и Анну Викторовну. Но оказалось, что это только половина проблемы: необходимо было, чтобы полярники признали их равноценными членами коллектива.
Обе наши женщины добились этого - работали, не считаясь со временем, сумели со всеми установить ровные и доброжелательные отношения. Галя работала метеорологом и заведовала библиотекой, а Аня несла большую нагрузку как геофизик и была у нас культоргом. Это сегодня женщина в Арктике - обычное явление. Тогда же их там практически не было. Женщин на полярных станциях можно было по пальцам пересчитать. Радистка полярной станции Ванкарем Людмила Шрадер, участница челюскинской эпопеи метеоролог Ольга Комова. Пожалуй, все.
Когда "Сибиряков" стал на рейде мыса Челюскин, весь наш коллектив выстроился в шеренгу, и в честь новой смены полярников мы дали торжественный салют.
Выгруз-ку производили по чистой воде. На кунгасах и баркасах перевозили все необходимое, работали дружно в две смены. Затем пароход отправился дальше на восток, на другие полярные станции. Капитан Хлебников обещал забрать нас на обратном пути через месяц-другой. Мои товарищи были разочарованы: каждый соскучился по дому и уже настроился на обратный путь. Я смотрел, смотрел на их грустные лица, и пришла мне в голову отличная мысль, по крайней мере я так считал в ту минуту. Наши радисты держали связь со всеми судами, следовавшими через пролив Вилькицкого на восток или запад, и я отправился на радиостанцию.
- Скажите, ребята, какие суда к нам на подходе из моря Лаптевых?
- Идут два парохода - "Анадырь" и "Сталинград".
- Быстренько свяжите меня с одним из них...