Лед под кожей

Ее смех звучит совсем не искренне. Уши у нее прямо вытягиваются книзу, придавая лицу холодное выражение. Она пугает. Она злая. Полная злобы.

И ненависти?!.

«Если бы я только могла избавиться от этой дурацкой способности! – думает Камёлё. – Куда-нибудь ее спрятать, стереть из головы. И все бы оставили меня в покое. И не пришлось бы никуда идти».

Из дома выбегает мать Камёлё. Едва она видит фиолетовое облачение жрицы, ее уши растягиваются в удивлении. Это выглядит смешно – уши торчат в разные стороны. Камёлё начинает хихикать. Это скорее истерический смех.

Мать подбегает к ней и злобно хватает за ухо.

– Вставай! Ты не сказала мне, что тебя вызывали?!

Она так тормошит Камёлё, что чуть не ломает ей реечную кость уха.

– И ты взяла и не пошла туда?! Как ты могла так со мной поступить, Камёлёмӧэрнӱ? Такой позор!

«Мама, оставь меня дома, – вертится на языке у Камёлё. – Пожалуйста, не отправляй меня туда». Но ей не хватает смелости сказать это.

Мать поворачивается к жрице. Они обмениваются вежливым трёигрӱ, и, конечно… как Камёлё и ожидала, именно мама первая почтительно прикрывает глаза, чтобы случайно не задеть жрицу.

– Какой… какой талант вы в ней открыли? – спрашивает мать заикаясь.

– Психотронный. У вашей дочери глееваринские способности.

– У меня нет никаких… – начинает Камёлё.

Но чем больше она думает об этом, чем сильнее про себя повторяет, что их НЕТ и НЕ МОЖЕТ БЫТЬ – тем больше в ней нарастает напряжение.

Сзади на полке что-то задребезжало.

– Когда способности развиваются стихийно, это может быть очень опасно, и не только для нее, – говорит жрица. – Она обязана получить в монастыре соответствующую подготовку.

– Дети принадлежат Аккӱтликсу, а не родителям, – говорит мать.

В ее голосе больше нет трепета. Конечно, ее согласие – не что иное, как формальность. Жрица не ожидает другого ответа. А мать другого дать и не способна.

Камёлё хочется вопить. «Я не хочу туда!»

Она захлебывается невысказанными словами.

Задыхается от прилива неуправляемой силы.

Дребезжание раздается вновь: приглушенное настойчивое «ду-ду-ду-ду-ду», медленно поднимающееся на октаву выше в «р-р-р-р-р-р-р».

Тихий, но весьма пугающий звук.

Вибрация. А затем хруст ветвей и звон, будто что-то бьется, бьется, разлетается на осколки.

Это один за другим летят на землю горшки за спиной Камёлё.

Глава шестая

Под скоростной дорогой

Этот человек был странным. Он сидел за столом Лукаса, одетый в свитер Лукаса, и выглядел так, будто ему принадлежит вся квартира Лукаса. Величественно. Самоуверенно. Тем больше Пинки была растеряна.