Леди-бомж (Леди-бомж - 1)

Что-то тут было не так, чего-то Туманский недоговаривал, но я угадывала, что он, может быть впервые, говорит вслух не столько с посторонним человеком, сколько сам с собой, и, наверное, это лопнуло и прорвалось, как гнойник, именно при мне, потому что, как я понимала, все эти последние дни перед большинством людей ему нужно было делать вид, что ничего не случилось, что его жена жива, и конечно же он кому-то должен был лгать, как-то выкручиваться, может быть, даже шутить и смеяться, но я была как раз той, перед которой темнить не имело никакого смысла. Я знала, и он не выдержал...

Я вернулась в угол, подняла с полу скользкие от пролитого лампадного масла серебряные цепки, к которым крепилась сама лампада, сняла с крюка обрывок цепи и аккуратно положила на столешницу рядом с иконой. Темные глаза Богоматери были как живые, а зрачки странно и печально отсвечивали. И совершенно нелепой была пробоина на смуглой впалой щеке ее, и дико торчал этот огрызок металла, а грубая глубокая царапина рассекала нежную пяточку младенчика с крохотными пальчиками.

Вообще-то, отношение у меня к вере и верующим не то чтобы сложное, но по сути - никакое. И я не собиралась обвинять эту самую Нину Викентьевну в богохульстве. Просто это было красиво, старинно и кому-то очень нужно, где-то там, телецким богомольцам и еще каким-то людям. И что-то я не могла до конца поверить, что хозяйка всего этого дошла до такого отчаяния и осатанения, ухватившись за первое, что попалось под руку, только из-за того, что поверила в чудо, которое не состоялось.

Не помогла ей, выходит, Дева Мария ни зачать, ни выносить, ни родить... Что-то тут не совпадало, по моему мнению, такая женщина, как Туманская, могла бы пойти вразнос по более мощной причине. И по-моему, такие особы, как она, больше доверяют гинекологам, чем чудотворцам. Нет, тут была еще какая-то муть, какая-то мгла...

Он вдруг выдвинул ящик стола, нашарил там пакет из пленки и вынул из него небольшой плоский черный пистолетик, похожий на игрушечный. Извлек из рукоятки магазин, латунные патрончики с серыми пульками тоже были как игрушечные.

- Вот из этого... она... - сообщил он. - Итальянский... Полицейский "Автоматик", калибр восемь миллиметров... Вообще-то газовый, но кто-то переделал под боевой патрон. И никто не может мне сказать, где она это дерьмо раздобыла. И когда... Стреляла в сердце, понимаешь?

- Я знаю.

- А... ну да... Как думаешь, ей было очень больно?

- Я думаю, что ей было очень страшно... Мне бы было, - сказала я. - А она как-то все это объяснила? Ну, записка там... Какое-нибудь письмо...

- Нет. Ничего, - помолчав, признался он. - Вообще-то все держали ее за красивую женщину, весьма устроенную семейно и очень удачливую в делах. Но я-то всегда знал - она из таких, стержневых, железных! Такие никогда себя не обманывают. И если что-то решают всерьез, никто помешать не может... Даже я!

- Может быть, вы ее обидели? Или как? - осторожно спросила я.

- Или как... - Он криво ухмыльнулся. - Она все делала втихую. Не верила своему счастью. Боялась спугнуть удачу... Не знаю... Даже Элге она ничего не сказала. Пока не вернулась. Какое-то время назад у нее прекратились эти самые... ваши дамские дела... Она решила - все, состоялось! В нашу медицину она никогда не верила, где-то в Баварии есть клиника, как она выражалась, "по потрошкам", она там бывала и до этого. Вот она и рванула туда... Ну, а там - эти медицинские фрау и герры... у них так принято - ничего не скрывать... Какой-то особенный скоростной канцер, уже с метастазами, и именно в областях повышенной... интимности! Ну, сейчас это хоть как-то, но лечится, особенно у тевтонов, во всяком случае жизнь продлевают на какое-то время. Ей предложили какую-то суперсовременную терапию с химией, лазерами, мазерами, не знаю, что там еще, и почти немедленно - под нож...

Туманский слепо смотрел на стеллажи, моргал, морщился.

Ткнул трубкой, рука подрагивала мелко.