Леди и лорд

— Распорядишься насчет завтрака сразу же, как она проснется, — приказала стоявшая в ногах постели госпожа Рейд, не спуская преданного взгляда с мирно спавшей Элизабет. — Утром приедет портниха, которая будет делать для миледи новые платья. Хозяин сказал, что не хочет больше видеть тот наряд, что был на ней сегодня, и послал гонца в Келсо за мадам Ламье.

— Да, новые платья ей не помешают, — радостно кивнула Хелен.

— И первым делом — свадебное. Хозяин сам так сказал, — с важным видом сообщила домоправительница.

Женщины с улыбкой переглянулись. С Элизабет Грэм, конечно же, советоваться никто не собирался.

На следующее утро Джонни вошел в ее комнату в тот самый момент, когда прислуга убирала пустые тарелки после завтрака. Сообразив, что к чему, Хелен тут же велела служанкам выйти и сама последовала за ними. Уже на пороге она обернулась и обратилась к Джонни:

— Будьте поласковее с новобрачной, милорд!

— Что ты ей тут нарассказывала? — спросил Джонни, когда за Хелен захлопнулась дверь. — Что я коварно, как какой-нибудь головорез, тебя похитил? Но у меня и в мыслях нет завладеть тобой помимо твоей воли.

После этого он сел в кресло, стоявшее возле постели. От него пахло одеколоном, он прекрасно выспался, полностью владел собой и выглядел лощеным светским львом.

Элизабет отодвинулась подальше от края постели, возле которого устроился Джонни. Как только он появился в комнате, ее сердце словно стало выбивать о ребра какой-то отчаянный барабанный ритм.

— Хорошо ли тебе спалось? — галантно осведомился Джонни. Его ничуть не задело то, что Элизабет отодвинулась от него. Теперь она наконец находилась в том месте, где он хотел ее видеть, и ему было достаточно этого для хорошего настроения.

— Может, мы еще поговорим о погоде? Сделаем вид, что вчера не произошло ничего особенного, что ты не похитил меня с моей же свадьбы…

— А ты выходи за меня, — коротко предложил Джонни, подлив масла в огонь ее гнева.

— Я не собираюсь выходить замуж за человека, который за много недель после отъезда из «Трех королей» не удосужился прислать мне даже записки. Я не собираюсь выходить замуж за человека, который вдруг почувствовал безмерную ответственность за меня только потому, что я жду ребенка. Мне ни к чему муж, который считает себя вправе распоряжаться мною по своему собственному усмотрению. Ты страдаешь комплексом мужчины-собственника? Если это так, то запомни: я больше не собираюсь становиться ничьей собственностью.

— Извини за то, что я не писал тебе, и за то, каким образом я… снова возник в твоей жизни. Я не собираюсь владеть тобой, и «безмерная ответственность» тут тоже ни при чем.

— А что — при чем? Разве ты меня любишь? Ответь честно, прискакал бы ты за мной, если бы не этот ребенок?

Прямота Элизабет привела Джонни в замешательство.

— Ну вот видишь… — с горечью проронила она.

— Нельзя отделять одно от другого. Ребенок существует, я об этом знаю и хочу жениться на тебе. Это все взаимосвязано. Кроме того, я не желаю, чтобы ты выходила замуж — ни за Джорджа Болдуина, ни за кого-то еще. Помимо меня, разумеется.

— Это, пожалуй, самое прочувствованное признание в любви, которое мне когда-либо приходилось выслушивать.

Джонни вздохнул и попытался мысленно поставить себя на место Элизабет. По-своему она, конечно, права, но ему очень хотелось, чтобы Элизабет поняла и его.

— Послушай, — заговорил он, — я не очень искушен в любовных признаниях, но я хочу, чтобы мы поженились. И чем скорее, тем лучше.

— А может быть, это все же не твой ребенок?

Джонни на секунду опустил веки, а когда снова открыл глаза, в их синеве промелькнула искорка нарастающего гнева.

— Господи, ну зачем ты все усложняешь, Элизабет!

— Простите меня ради Бога, Равенсби! Я совсем забыла, что вы привыкли к беспрекословному подчинению. Мужчины вроде вас, привыкшие командовать людьми, умеют только отдавать приказы, но не любят их получать. Не можешь же ты быть полностью уверенным в том, что это действительно твой ребенок, не правда ли, Джонни? И потому как знать, не женишься ли ты на мне впустую?

— Да, ты умеешь быть сукой, когда захочешь! — очень тихо проговорил он, так сильно вцепившись в подлокотники кресла, что костяшки его пальцев побелели. Как же так! Он был готов пойти на самую большую уступку, которую когда-либо делал, он предлагал ей свое имя, семью, состояние, свою руку, наконец, — и это при том, что еще недавно у него и в мыслях не было жениться! И что он получает взамен? Ничего, кроме злого сарказма! — Ну что ж, в таком случае будем считать, что мною движет исключительно… чувство отцовского долга по отношению к этому ребенку.

— Еще бы, ведь это чувство так хорошо тебе знакомо! — сладким голосом подхватила Элизабет.