Леди и лорд

Элизабет, в свою очередь, тоже ощутила могучую эрекцию Джонни, жар и пьянящую силу, исходившие от его большого тела. Она отчаянно боролась с поднимавшимся внутри ее желанием, которое на сей раз было острее, чем когда-либо прежде. Элизабет выпрямилась, чтобы по возможности не касаться его широкой груди и сильных рук, однако это движение только заставило ее еще сильнее почувствовать то, на чем она сидела, и… усилило его эрекцию.

Единственно из соображений самозащиты, понимая, что ей нужно как можно скорее слезть с этого рискованного «сиденья», Элизабет быстро выбрала несколько тканей различных расцветок, почти не глядя, тыкая в них пальцем и говоря:

— Вот эта, эта, эта…

Поймав многозначительный взгляд синих глаз лэйрда Равенсби, мадам Ламье наконец вмешалась:

— Я думаю, для начала этого будет достаточно, леди Грэм.

— Значит, я свободна? — напряженно спросила Элизабет. Она боялась себя, чувствуя, как знакомое желание с новой силой нарастает внутри ее. Ее тело, казалось, начинало жить какой-то своей, автономной жизнью в тот же миг, когда рядом с ним оказывалось тело Джонни Кэрра.

— Позвольте мне только снять с вас мерку, миледи. Вы не возражаете, милорд? — осторожно добавила проницательная портниха, боязливо покосившись на Джонни.

— Прошу вас, — галантно согласился тот.

От подчеркнутого подобострастия, с каким портниха обращалась к хозяину дома, Элизабет взбеленилась еще больше, отчего охватившее ее возбуждение резко пошло на убыль. Сильно уперевшись в грудь Джонни локтем, она вскочила с его колен и метнулась к столу, на котором лежали метр и булавки.

— Полагаю, это не займет много времени, — холодно заметила она. — А то я уже опять проголодалась.

— Если ты хочешь перекусить, Элизабет, мадам Ламье могла бы зайти к тебе попозже, — сказал Джонни, бросив многозначительный взгляд на стоявшие в углу часы. Он скрестил ноги, чтобы спрятать чересчур заметную выпуклость пониже живота, и осторожно погладил свою грудь в том месте, где в нее упирался локоть Элизабет, с удовольствием вспомнив, какой сильной она может быть в постели. — Мадам останется в Голдихаусе до тех пор, пока не будут готовы твои платья, так что она сможет зайти в любое удобное для тебя время.

Элизабет вдруг стало страшно, что Джонни сейчас отправит всех слуг и ей придется остаться с ним один на один.

— Это ни к чему, — быстро ответила она. — Я, в общем-то, не так уж и голодна. Давайте лучше закончим с обмерами. — Элизабет сейчас не могла доверять самой себе, слишком уж жаркое желание пылало в ее груди.

— Я хотела бы попросить вас снять корсет, миледи. Учитывая будущие изменения… э-э-э… вашей талии, платья необходимо делать более свободными, а корсет помешает мне правильно обмерить вас.

Портниха явно чувствовала себя неловко, а Элизабет снова зарделась. Для нее было невыносимым, что ее беременность так спокойно обсуждается в присутствии посторонней женщины и служанок.

— Извините, милорд, — обратилась мадам Ламье к Джонни, — если вы дадите свое разрешение… Я имею в виду корсет… Э-э-э… Да, вот… — И бедная женщина вконец сконфузилась под спокойным и недоуменным взглядом хозяина Приграничья.

— Не вижу надобности в подобной деликатности с вашей стороны, мадам, — вежливо отвечал он. — Тут ведь нечего стыдиться, все мы очень рады тому, что леди Грэм в положении. Подойди ко мне, Элизабет, я расстегну твой корсет.

— Я прекрасно могу справиться с этим сама, Равенсби, — гневно ответила Элизабет, злясь оттого, что о ней говорят так, будто ее здесь и нет. Можно подумать, что каждый кусок материи, каждая воткнутая булавка нуждаются в высочайшем одобрении великого лорда! Вот он, развалился, словно властелин, в этом дурацком «апостольском» кресле, которое лишь подчеркивает то, что он скорее дьявол, нежели святой.

— Я так хочу! — сказал Джонни. Хотя он произнес это очень тихо, все присутствующие отчетливо слышали каждое слово и явственно уловили нотку нетерпения. И — непререкаемую властность.

Эта команда прозвучала как легкий удар плетью, и Элизабет даже вздрогнула, будто он и на самом деле хлестнул ее. Несколько долгих секунд она стояла неподвижно. Все остальные женщины, затаив дыхание, следили за поединком двух характеров — этой полуодетой и босоногой красавицы с распушенными светлыми волосами и самого могущественного в Шотландии мужчины.

— Никак ты решил выступить в роли дамской горничной, Равенсби? — язвительно спросила Элизабет голосом, в котором сочетались сарказм и ярость.

— Да, и причем с огромным удовольствием. А теперь подойди, — приказал он, пропустив насмешку мимо ушей. Подобные булавочные уколы не могли ранить его достоинства. И под видимым спокойствием его голоса чувствовалась железная воля.

— Слушаюсь, милорд Грейден, — официально и холодно проговорила Элизабет. — Если это доставит вам удовольствие, — с деланной покорностью добавила она. Как и любой женщине, ей хотелось, чтобы последнее слово осталось за ней, пусть даже в такой невыгодной для нее ситуации.