Леди из Фроингема

– Как удачно, мисс Адамсон, что я вас встретил! – фальшиво изобразил он радость, потирая бледные ладони. – Давно хотел поболтать с вами. Присцилла, моя жена, очень к вам расположена. Как вам наш славный Йоркшир? Вы ведь лондонская жительница, не так ли? Но здесь, среди холмов, просто рай земной, не правда ли? Не устану повторять, что истинная Англия именно здесь, где живут и трудятся простые сильные люди, ежедневно отвоёвывая у земли право кормиться её щедрыми дарами. А воздух тут какой, а? Только здесь и можно дышать полной грудью. Скажу вам как на духу, мисс Адамсон, если бы не моя напряжённая деятельность на благо общества, я бы в Лондоне и дня не провёл. Ни единого дня, уж можете поверить мне!

– Здесь и правда красиво, – согласилась Оливия, опасливо делая шаг назад, так как Седрик имел неприятную привычку в процессе разговора придвигаться к собеседнику вплотную.

– Не то слово! – подхватил Седрик. – А люди здесь какие, а?! Соль земли – упорные, несгибаемые! Просто невозможно безучастно смотреть на то, как из них выжимают последние соки. Вам не приходило в голову, мисс Адамсон, как несправедливо существующее мироустройство?

Седрик Понглтон стоял очень близко, и воздух в холле, ещё недавно такой прохладный, будто сгустился. Оливия вспомнила предостережение леди Элспет, но было уже поздно.

– Британия нуждается в переменах, мисс Адамсон, и пришла пора браться за дело решительно и безо всякой жалости. Времена фабианцев[7]

прошли, теперь от нас требуются действия, а не разговоры, вы согласны со мной, мисс Адамсон?

Оливия посчитала за лучшее кивнуть и отступила ещё на два шага, но Седрик этого не заметил.

– К сожалению, не все разделяют наши убеждения, мисс Адамсон, – посетовал он, вновь придвигаясь ближе. – Многие предпочитают продолжать жить иллюзиями, закрывая глаза на очевидные факты. Такова и моя мать, и мой старший брат. Они и не задумываются о том, что времена тирании эксплуататоров скоро закончатся. Да-да, мисс Адамсон, расплата грядёт! – он воздел руки, точно священник во время проповеди. В полумраке холла Седрик Понглтон казался внушительнее, чем обычно, и голос его обрёл силу. – И сейчас крайне важно понять, на какой вы стороне, потому что равнодушных не останется, уверяю вас. День, когда народные массы выйдут на улицы, чтобы разрушить мир гнёта и тирании, близок, и этого не избежать, от этого не спастись! Нам! нам с вами, мисс Адамсон, предстоит увидеть, как обратится в прах старый прогнивший мир и возникнет новый – сияющий во всём своём блеске торжества справедливости!

Седрик замолчал; он замер, широко распахнув глаза и глядя поверх головы Оливии, словно наблюдал призрачные картины всеобщего благоденствия, что наступит сразу же после грядущего утверждения нового мира. Воспользовавшись этим, Оливия отступила на три шага и оказалась в спасительной близости от коридора, ведущего к кухне. Она уже собиралась с извинениями покинуть холл, но Седрик отрезал ей путь к отступлению:

– Не помню, мисс Адамсон, говорил ли я вам, что мой старший брат, Джордж, пользуется нечестными уловками, чтобы склонить нашу мать на свою сторону? – тон его теперь был буднично прост, будто он сообщал малозначительный факт семейной биографии. – Видите ли, Джордж и Виктория – частые гости в Кливденском замке, у этих нуворишей Асторов. Именно там Джордж нахватался странных и вредных для Британии идей. Всё, чего хотят мой брат и его жена – это влияние. Капитал для них – средство войти в когорту тех, кто как неразумные дети, следует за немецким дудочником. Я не удивлюсь, если мой брат получает «Блэкшет» и близко знаком с печально известным сэром Мосли. В прошлом году, мисс Адамсон, я был в «Олимпии» и собственными глазами видел, на что способны эти люди. Если они придут к власти, то мы потеряем Британию. Мы потеряем ту страну, в которой родились.

– Мне больно вам это говорить, мистер Понглтон, – Оливии действительно нелегко было ему лгать, ведь его искренняя речь тронула её, а бессребреническая одержимость всеобщим благом была достойна уважения, – но леди Элспет приняла решение завещать весь капитал целиком вашему брату. Сожалею, но вам не стоит питать напрасных надежд, – Оливия покачала головой, отступая, и поспешила уйти, но на душе у неё было скверно.

Хигнетта она отыскала возле кухни, где он распекал Анну за плохо вычищенное серебро. Горничная с независимым, если не сказать, дерзким, видом выслушивала его справедливые нападки, время от времени нагло щурясь и поджимая губы. Нехотя дворецкий удалился, не слишком торопясь прийти на помощь Виктории Понглтон, а Оливия, поражённая внезапной догадкой, застыла на месте.

«Ну конечно!» – подумала она. – «Как я сразу не поняла! В кладовой утром был Хигнетт. Это же его манера растягивать слова, будто они каучуковые. Вот только кто был его собеседником, и кого они обсуждали?»

У неё, по всей видимости, был такой обескураженный вид, что Анна с любопытством на неё уставилась, из-за чего и упустила возможность улизнуть наверх.