Читаем Леди, которая любила лошадей полностью

Леди, которая любила лошадей

Пироги весьма способствовали тому, что боль отступала. Правда, Никанор Бальтазарович, частенько заглядывавший в дом, который больше не называли вдовьим, уверял, будто со временем приступы будут становиться все реже, а после и вовсе сойдут на нет. Но… когда еще то будет?

— Из-за меня, да? — спросила Василиса тогда, не зная, смеяться ли ей от радости или плакать, что и хорошей жены из нее не вышло.

— Из-за себя, — возразил Демьян. — Я… прежде ничего-то кроме службы не видел, да и не хотел иного. А теперь вот понимаю, что не смогу дать того, чего от меня ждут. Чтобы и душой, и телом… устали они. Всему свое время. И службе тоже.

Василиса поверила.

Сложно не верить тому, кто вдруг стал частью и дома ее, и жизни, и вовсе… и, наверное, именно в тот день она поняла, что счастлива.

Безусловно.

Абсолютно.

И что никому-то, даже государственным интересам, не позволит помешать своему счастью. А помочь если… помочь Демьян поможет. Уже помогает. Сидит с какими-то бумагами, порой днями, потом еще люди приезжают, уезжают того самого вида, который заставляет думать о… о том, о чем думать не следует.

И спрашивать тоже.

Василиса и не спрашивала. И не мешала. И лишь тогда, когда случилось ему однажды отъехать, изводила себя беспокойством. Но… у всех ведь так?

Да и вернулся Демьян скоро.

…с лошадьми у него тоже, к слову, получалось и весьма неплохо.

Солнечный жеребенок совсем освоился и, задравши хвост, носился вокруг матери. Он был хрупок, голенаст и забавен настолько, что Марья не удержалась от улыбки.

А потом, глянув, искоса, поинтересовалась:

— На крестины-то хоть пригласишь?

— Откуда ты…

— Я же маг все-таки, пусть и не совсем целитель. К слову о целителях…

— Никанор Бальтазарович обещался молчать, но сказал, что, если я вздумаю пригласить кого из Петербурга, он обидится. Если, конечно, это не Константин Львович, тогда он ассистировать будет…

Василиса вздохнула и пожаловалась:

— У нас все не поместятся.

— Поместятся у нас, — отмахнулась Марья. — Я тут подумала, что собственный дом в Крыму нам точно не помешает, вот Вещерский и озаботился.

— Уже?

— Озаботится, — поправилась княжна. — В конце концов, родина родиной, но о семье тоже думать надо.

И Василиса с нею всецело согласилась.

— А сказать-то когда скажешь?

— Не знаю. Сегодня думала… если к ужину вовремя явятся.

Марья фыркнула.

К ужину?

Вовремя?

Нет, конечно, свиные ребра, глазированные медом, веский довод, но столь ли веский, чтобы отвлечь нескольких весьма увлеченных мужчин от грандиозных планов перестроения мира?

— Тогда завтра. Быть может. Если…

— К завтраку явится?

— Пусть попробует не явиться, — проворчала Василиса и, протянув руку, коснулась золотой шерстки жеребенка.

Надо будет заказать новую подвеску.

И прежние согласно зазвенели. Вот только звон их слышала лишь Василиса. Пока лишь она, но… та, что появится на свет, будет сильнее.

Ей откроется много больше и, быть может…

…мир меняется, однако всегда найдется в нем место для чуда. Так ей хотелось думать. И солнце, охватив золотой браслет, наполнило его теплом.

Согласилось.