Леди, которая любила лошадей

— Отнюдь. Я ничего-то не имею против своячницы. Она чудеснейшая женщина, и я буду лишь рад, если у вас получится устроить вашу жизнь… но это я по-человечески. С точки же зрения пользы для рода, ее следовало бы отослать куда еще во младенчестве.

Вещерский сделал глубокий вдох и поднялся с кресла.

— Я понимаю, что вам это кажется дикостью… и, наверное, ваш отец был в чем-то прав. Он получил многое из того, что недоступно людям моего круга. Надеюсь, это того стоило.

— Стоило.

— И хорошо… но вот… Белецкий стоит перед не самым приятным выбором. Оставить титул и имение, которое неотторжимо от титула, внуку, при том что внук этот явно слаб и не факт, что дети его вернут родовую силу. А стало быть, подобный путь с высокою долей вероятности приведет к тому, что род прервется. Или же вспомнить о брате и детях его, благо, ваша репутация безупречна. Вы одарены…

— Был одарен, — уточнил Демьян.

— И этого достаточно. Кровь помнит.

Вещерский подошел к полке, на которой некогда стояли шары, и провел по ней пальцем.

— Конечно, ваш отец был отторгнут от рода… но не так сложно все вернуть.

— И что мне делать?

Палец Вещерский вытер о шторы, которые вряд ли были сильно чище.

— Делать… сложный вопрос. К примеру, можете сочинить послание, скажем, к вашему дяде… или даже отправиться на встречу с ним. Можете подать ходатайство Его императорскому Величеству с просьбой восстановить вас в родовых правах ввиду изменившихся жизненных обстоятельств.

— Мои не менялись.

— Не важно. Главное, что при должной поддержке это ходатайство удовлетворят.

А поддержат Демьяна, надо полагать, Вещерские.

— А можете оставить как оно есть.

— Думаю, — Демьян погладил сукно, на котором все еще лежал амулет, — что этот вариант мне подходит более всего.

— И почему я не сомневался в вашем ответе?

— Потому, что бумаги изучили тщательно?

— Не без того, — Вещерский умел улыбаться широко и радостно, с каким-то вовсе подростковым задором. — Однако если вдруг передумаете…

— Нет.

— В таком случае я отпишусь отцу…

— Будьте так любезны.

— А что касается прочего, то… — он постучал ногтем по подоконнику. — Скоро вся эта история закончится…

— Скоро ли?

— У вас свое чутье, а у меня свое.

И поглядел этак, с намеком, ожидая, что скажет Демьян. А сказать что-то следовало.

— У меня серьезные намерения.

— Чудесно, — улыбка Вещерского стала еще шире. — Премного рад это слышать.

А Демьян все-таки решился, коснулся холодного металла, преодолевая брезгливость. И пальцы обожгло, но боль была легкою, мимолетной. Потеплел металл. И плесень вдруг прошла в него, точно впиталась.

— Как ты столько прожил-то, если до сих пор не научился, что странные вещи лучше руками не трогать? — поинтересовался Вещерский премерзейшим менторским тоном.

— Погоди… — Демьян покачал головой.

Что-то было… не так?

Неправильно с этим амулетом, кроме конечно, самого факта, что амулет этот не должен существовать, что темный он и вовсе не защитный.

Неправильность была легкою.

Словно дождевая зыбь за окном, когда нельзя-то понять, идет ли дождь или же только кажется. Вот и тут… Демьян перевернул его.

На обратной стороне пластины с трудом, но читалась надпись: «И смерть не разлучит нас».

— И что там? — Вещерскому определенно надоело молчать. Кажется, он был из тех людей, кого излишнее молчание тяготит.

— Не знаю пока.

Демьян повернул пластину.

Толстая.

Зачем такая толстая? Если для чеканки, сгодилась бы и куда тоньше… а она толстая, однако при всем том весу малого.

— Лупу бы…

— Погоди, — Вещерский стянул с мизинца перстень и повернул блеклый камушек. — Вот… Марья сделала, а то прежнюю я постоянно терял.

Над камешком мерцало, переливалось силовое поле.

И как с этою безделицей управляться? Впрочем, Демьян вскоре вынужден был признать, что, безделица, может, и несерьезна с виду, да только весьма даже полезна. Поле сформировалось в линзу, и увеличивала та ничуть не хуже обыкновенной, стеклянной.

Он почти даже не удивился, увидев на боку амулета тонкую, тоньше волоса, линию.

— Раскрывается, — с азартом воскликнул Вещерский.

— Только как?

— Дай сюда.

— Не дам, — Демьян амулет убрал. — Тебе такое трогать неможно, руки отсохнут, что потом жене скажешь?

Упоминание княжны подействовало на князя отрезвляюще. А может, и вправду рук стало жаль.

— Это медальон, — Демьян вернул лупу. — Старый… у матушки был похожий, только круглый. А этот вот прямоугольником, потому и не догадались сразу. Форма необычная.

Зато становился понятен узор.

Ничего-то тайного и скрытого не было в этих завитках, обыкновенное украшательство.

— И как он открывался?

— У матушки? С секретом. Тоже… мода одно время была… когда с виду медальон на медальон и не похож. Запор магический, нужно было прикоснуться к цветочкам.

— Здесь нет цветочков.

— Но есть камушки, — Демьян повернул так, чтобы камушки блеснули. — Вот только в каком порядке?

— Погоди.

Вещерский вышел, чтобы вернуться с парой толстых перчаток и длинной лаковой коробкой.

— Теперь-то дашь?

Перчатки были старыми, потрескавшимися, но судя по тонким нитям силы, пронизавшим кожу, вполне рабочими.

— Теперь — пожалуйста. Почему сразу их не взял?