Леди-пират

Бонни проводил время в тавернах, среди пиратов, уговаривая их вернуться к честной жизни и попросить прощения у короля. Если они отказывались, выдавал их Вудсу Роджерсу, который принимался их преследовать.

Энн упрекала в этом мужа. Ей не по душе были доносы. В конце концов они поссорились. А когда помирились, Энн сдалась лишь внешне, но не поступилась совестью: с этого времени Джеймс Бонни, пожертвовавший честью, утратил привлекательность в глазах молодой женщины. Она предпочитала пиратскую честь.

Энн напросилась ходить вместе с мужем по тавернам — под предлогом, что это привлечет к нему людей, но на деле ради того, чтобы выбраться из дома, в котором чувствовала себя принужденной играть скучную роль законной супруги. Поначалу, ослепленный собственной значительностью, Джеймс Бонни ничего не заподозрил, и так было, пока он не обнаружил, что она проводит в тавернах куда больше времени, чем стоило бы, и вовсю хохочет с матросами, а потом вздыхает в его объятиях.

Как-то днем, после того как незнакомый матрос подмигнул Энн на пирсе, Джеймс устроил сцену ревности.

— Я не позволю своей жене вести себя, как шлюха! — вопил он.

— Я имею право делать все, что мне нравится, — возразила она.

— Вот уж нет, Энн, не имеешь — с тех пор, как стала моей женой.

— Ты прекрасно знаешь, почему я это сделала. Тебе не на что жаловаться. И радуйся тому, что я все еще с тобой.

— Радоваться? Когда ты выставляешь меня на посмешище? Не вздумай мне изменить, — пригрозил он, — не то я сделаю так, чтобы твой любовник болтался на виселице.

— У меня нет любовника, Джеймс Бонни, но если ты и дальше станешь меня преследовать своими обвинениями — заведу, можешь не сомневаться!

Она выбежала, хлопнув дверью. Весь день бродила по городу, по улицам с деревянными домами, сплошь увитыми зеленью и пестрыми цветами, наугад сворачивала в переулки и наконец укрыла свою обиду в тени скал на песчаном берегу, у края пирса. Энн часто приходила сюда, чтобы вдоволь наглядеться на корабли. Ей хотелось только одного — попасть на борт и наняться в матросы, она проклинала глупые предрассудки, запрещавшие женщинам выходить в море. Она, конечно, могла бы переодеться в мужское платье и обмануть чью угодно бдительность, и она сделала бы это, если б ее так хорошо здесь не знали, и еще — если б Джеймс Бонни в свое время был моряком по призванию, а не по необходимости. Она сделала бы это, если б не вышла за него замуж. Снова тяжко вздохнув, мечтательница принялась пускать камешки, и камешки подпрыгивали на волнах, тихо угасавших у ее ног…

Получается, Энн выбралась из одной тюрьмы только для того, чтобы угодить в другую? Конечно, эта новая тюрьма приятнее, но жизнь в ней далеко не так увлекательна, как ей представлялось. Джеймс Бонни не смеет препятствовать ей встречаться с пиратами, пусть он не врет: она имеет право. Она хочет и будет упиваться сомнительной атмосферой таверн, вдыхать смесь запахов табака, вина и морской соли, смотреть, как мозолистые руки лезут под юбки девкам!

Теперь, когда муж прикасался к ней своими слишком белыми и слишком ухоженными руками, на нее это нисколько не действовало. Слишком благоразумны были его руки, как бы они ее ни ласкали. Слишком они были мягкие. Энн мечтала о яростном натиске людей, привыкших к океану.

И все из-за одного-единственного из них, который вышел из комнаты как раз тогда, когда она несла лекарства одной портовой проститутке. Благотворительность оказалась хорошим предлогом для того, чтобы бывать в этих трактирах, пользующихся дурной славой, встречаться с шлюхами, о которых Джеймс Бонни теперь и слышать не хотел — а ведь так любил их в Чарльстоне!

Энн замерла посреди трактирного коридора лицом к лицу с человеком, который затворил дверь, продолжая застегивать жилет. Их взгляды скрестились и вспыхнули.

— Здравствуй, миссис Бонни! — Поклонившись ей, он ускорил шаг.

Она не смогла ответить, горло перехватило и сердце колотилось отчаянно. Он знал ее имя. Ничего удивительного, ее все знали. Но она-то была уверена в том, что никогда с ним не встречалась. Из комнаты, которую только что покинул пират, вышла полураздетая Изабелла, бросилась его догонять.

— Спасибо тебе, Джон! — крикнула она ему вслед с лестничной площадки, послав несколько воздушных поцелуев.

Энн так и осталась стоять посреди коридора, завидуя их близости. До чего глупо…

Изабелла вернулась. Глаза у нее искрились, в руке была зажата золотая монета.

— Этот Рекхем не только отличный любовник, он еще к тому же знает, как надо разговаривать с женщинами, — сказала шлюха и затем испустила душераздирающий вздох.

Энн почувствовала, что краснеет с головы до пят, но Изабелла, поглощенная своим счастьем, казалось, ничего не заметила. Шлюха, напевая, вернулась в комнату, а Энн отправилась навещать ее соседку, не столько для того, чтобы облегчить страдания больной, сколько ради того, чтобы ее поподробнее расспросить.

С тех пор она томилась, мечтая изменить мужу с Рекхемом и обещая себе бросить Джеймса Бонни, если удалой пират поддастся ее чарам.