Леди-послушница

На душе у Милдрэд стало тепло, и она вложила свои маленькие ладони в его сильные руки. Гай де Шампер был истинным нормандцем, в нем ощущалась мощь и величие. Его черные волосы с легкой сединой на висках были зачесаны назад, открывая высокое чело и прямые густые брови над сверкающими в ночи выразительными темными глазами. Прямой нос придавал лицу утонченный, благородный вид. По обычаю нормандцев, он чисто брил подбородок, но носил усы, аккуратно подрезанные, что говорило о заботе о внешности. Да и одет он был не как валлийцы, а как принято среди нормандской знати: в длинный камзол винно-красного цвета, украшенный на плечах дивным узором из меха и драгоценностей, талию перетягивал богатый пояс; обут в сапоги из светлой кожи, с позолоченными носками и богатыми заклепками у голени. А еще у Милдрэд появилось странное ощущение, что она его уже видела. Наверное, потому, что она столько слышала о нем. И она так и произнесла с легким поклоном:

– Я тоже наслышана о вас, сэр рыцарь.

– О, представляю, – усмехнулся тот с горькой иронией.

Но Милдрэд поспешила заверить, что куда чаще слышала о нем добрые отзывы: от родителей, от матушки Бенедикты, от Артура. И жалеет, что раньше не нашла способа связаться с ним, тогда бы не попала в подобную передрягу.

– А ведь вы и впрямь оказались не в завидной ситуации, дитя мое. И думаю, нам будет о чем поговорить. Но всему свое время, не так ли? А пока будьте моей гостьей и ни о чем более не волнуйтесь. Страшный Черный Волк сделает все, чтобы у вас больше не было неприятностей.

Гай де Шампер учтиво посадил ее среди знатных женщин. Правда, их насчитывалось немного, в основном гостями на свадьбе были родовитые валлийцы, важно вкушавшие пищу и переговаривавшиеся на своем наречии. Черный Волк тоже перешел на этот язык, а так как Милдрэд, кроме отдельных фраз, мало что понимала, то предпочла просто наблюдать за происходящим.

Пища на пиру была обильной и по-валлийски разнообразной. Среди столов ходили слуги, носившие на жердях большие котлы с варевом, которое только сняли с огня, и всем желающим наливали в миски густую похлебку-кол, к которой саксонка пристрастилась еще с легкой (если можно так сказать) руки Метью. Подавали также баранью похлебку, уху с пряными травами, приправленную мятой и тимьяном рыбу, вкусные до объедения сосиски, начиненные бараниной и сыром, а также обязательный и любимый в Уэльсе лук-порей. На длинных досках лежали маринованный лосось и зажаренная до хрустящей корочки форель, запеченное в тесте мясо ягненка, были и нашпигованные валлийским чесноком молочные поросята, креветки в щавелевом кислом соусе, пышные пироги с грибами. У костров женщины изготовляли на сковородах с длинными ручками знаменитые валлийские оладьи, какие подавали к жирным взбитым сливкам. Молочных продуктов вообще было много: сырники, творог с мятными соусами, твердые сыры с голубыми прожилками, была пахта и масло. А еще как особые лакомства – варенья из крыжовника и ежевики и вымоченная в вине клубника.

Милдрэд с удовольствием пробовала все эти блюда, но в какой-то момент поняла, что не в силах больше проглотить ни кусочка. Но на нее были устремлены множество взглядов – ведь будучи серебристой блондинкой, она заметно отличалась от темноволосых валлийских женщин, – и чтобы не создавать впечатления, будто пренебрегает угощением, она придвинула к себе блюдо с замоченной в вине клубникой. Это оказалось непередаваемо вкусно, хотя девушка и гадала, как теперь быть с липкими пальцами. Она принялась озираться, в надежде высмотреть прислуживавшего у стола пажа с водой для омовения рук или чистым полотенцем, но тщетно. Все вокруг вытирали руки прямо о скатерти или собственные волосы, а то и просто облизывали пальцы. Не зная, как поступить, Милдрэд тоже стала облизывать пальцы, когда вдруг заметила, как к столу приблизился Артур и протянул ей влажный кусок сукна.

Соседка Милдрэд – важная дама в огромном венце с квадратными зубцами – что-то при этом сказала, но Милдрэд уловила лишь слово «дерзкий». Ну, дерзкий, не дерзкий, но как прислуживать за столом высокородной даме, он знал. Вот именно – прислуживать. Ибо эти увешанные золотом валлийцы не считали его себе ровней. Юноша, похоже, чувствовал себя превосходно: Милдрэд видела, как часто присутствующие обращаются к нему, сколько у него тут друзей, да и прислуживавшие на пиру женщины то и дело заигрывали с ним, старались обнять, смеялись. Милдрэд это стало раздражать.

Но когда юноша сел за стол неподалеку от помоста, когда устремил на нее взгляд… Силы небесные! – она тоже не могла не смотреть на него. И как бы она ни старалась играть роль благородной дамы, ей казалось, что любой, кто посмотрит на них, сразу поймет… Что поймет? Что она не может избавиться от власти его обаяния? Что он заворожил ее, что она с охотой оставила бы свое место среди знати и едва не вцепилась в подлокотники кресла, чтобы не сойти и не сесть рядом с ним?