Читаем Леди в саване полностью

Дневник Руперта. Продолжение

мая 2-го, 1907

Я давно слышал, что ясновидение — ужасный дар, ужасный даже для того, кто им наделен. И теперь я не только склонен поверить этому утверждению, но понимаю, что за ним стоит. Тетя Джанет в последнее время столь усиленно пользуется своим даром, что я пребываю в постоянном страхе, как бы моя тайна не обнаружилась. Она, похоже, видит все, что бы я ни делал. Для нее это своего рода двойная жизнь, ведь она остается добрейшей тетушкой, и одновременно она некто оснащенный на уровне интеллекта чем-то вроде телескопа, который неизменно направлен на меня. Я знаю, это для моего блага, потому что она только и помышляет о моем благополучии. Но все равно меня смущает такая ситуация. К счастью, ясновидение не сопровождается точным прочтением увиденного или, скорее, постигнутого. Истолкование внушаемых в процессе ясновидения представлений лишено отчетливости, определенности — это как с дельфийским оракулом, говорящим то, что сразу никто не понимает, но позже сказанное так или иначе оказывается правдой. Впрочем, это-то и хорошо, потому что в моем случае это обеспечивает некую безопасность; однако тетя Джанет очень умная женщина, и когда-нибудь она сама во всем разберется. А тогда не пройдет много времени, как она будет знать больше меня о происшествии. И возможно, ее истолкование всех фактов, в центре которых стоит Леди в саване, будет отличаться от моего. Ладно, это тоже не так уж плохо. Тетя Джанет любит меня — Бог свидетель, у меня были основания не сомневаться в ее любви ко мне все эти годы, — и какую бы позицию она ни заняла, я буду только приветствовать ее действия. Но я уверен, что мне от нее достанется. Кстати, надо подумать над этим: если тетя Джанет меня отчитывает, то это верное доказательство того, что я заслужил нагоняй. Интересно, осмелюсь ли я рассказать ей все? Нет! Уж очень все это странно. В конце концов, она только женщина; и если бы ей стало известно, что я люблю… знать бы имя моей любимой… что я люблю и думаю — пусть и гоню эту мысль, — что моей любимой нет среди живых, если бы ей стало все это известно, непонятно, как бы тетушка поступила. Может, ей захотелось бы отшлепать меня, как она это делала, когда я был еще мальчишкой. Конечно, теперь наказание выглядело бы иначе.


мая 3-го, 1907

Прошлым вечером я действительно был не в состоянии продолжать мои записи в серьезном тоне. Мысль о том, что тетя Джанет устроит мне выволочку как в старые добрые времена, вызвала у меня смех, и я так хохотал, что ничто на свете не мог воспринимать всерьез. О, тетя Джанет не подведет, что бы ни случилось. В этом-то я уверен, а значит, и волноваться на сей счет незачем. Вот и хорошо, и без того хватит причин для беспокойства. Однако не буду сдерживать ее: пусть пересказывает мне свои видения, возможно, я кое-что узнаю из них.

За прошедшие сутки я, бодрствуя, просмотрел несколько принадлежащих тете Джанет книг, которые принес к себе. Вот так так! Неудивительно, что славная старушка суеверна, если она напичкана вещами подобного рода! В каких-то из этих историй, вероятно, содержится доля правды; те, кто записал их, наверное, верили, что они правдивы, по крайней мере часть из них. Но что касается связности или логики, здравого смысла или умозаключений, то, похоже, у их сочинителей были куриные мозги! Эти оккультисты-компиляторы, кажется, собирают только голые неприкрашенные факты, которые подаются ими самым безыскусным образом. Их заботит лишь количество фактов. Но одна подобная история, хорошо проанализированная и логично прокомментированная, была бы убедительнее для постороннего, чем несметное число прочитанных мною.

Дневник Руперта. Продолжение

мая 4-го, 1907

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги