Читаем Леди в саване полностью

Описываемое мною место представляло собой узкое ущелье, имевшее только один вход, который скрывал голый утес, — это была, по существу, длинная трещина в скале, извилистая, с неровными краями, нечто вроде разлома породы. Я с превеликим трудом смог протиснуться в эту щель и почти постоянно задерживал дыхание, чтобы уменьшить объем грудной клетки. Внутри щель была обшита досками и полна всего того, что и делало ее тайным убежищем.

Покидая это место, я отметил для себя его расположение и подходы к нему, а также все ориентиры, по которым его можно было бы найти и днем, и ночью. Я обследовал каждый фут гор вокруг него — впереди, с обеих сторон и выше. Однако ниоткуда не сумел разглядеть примет, указывавших на существование тайника. Это было воистину тайное убежище, созданное рукой самой природы. Но я не вернулся домой, пока не запомнил каждую мелочь вблизи и вокруг этого места. Неожиданно обретенная осведомленность явно укрепила мое ощущение безопасности.

Позже сегодня я пытался разыскать владыку или какого-нибудь горца, облеченного властью, потому что решил, что такое убежище, которым пользовались сравнительно недавно, представляет для нас опасность в пору, когда, как я узнал на сходке, в стране укрываются шпионы или же затаился предатель, ведь поэтому горцы и не стали палить из ружей.

С вечера я твердо решил завтра пораньше отправиться на поиски подходящего лица, которому мог бы сообщить добытые сведения, в результате чего было бы установлено наблюдение за убежищем. Уже почти полночь; сейчас я, по обыкновению, брошу последний взгляд на сад и лягу. Тетя Джанет нервничала сегодня весь день и особенно вечером. Наверное, мое отсутствие за завтраком встревожило ее, и это волнение и не нашедшее выхода раздражение росли по мере того, как день близился к концу.

Дневник Руперта. Продолжение

мая 20-го, 1907

Часы на каминной доске в моей комнате, повторяющие мелодию курантов Сент-Джеймсского дворца, били полночь, когда я открыл стеклянную створку окна, что выходит на террасу. Прежде чем отдернуть штору, я погасил свечи, потому что хотел увидеть всю красоту лунной ночи. Теперь, когда сезон дождей завершился, луна ничуть не менее прекрасна и даже обрела толику безмятежности. Я был в вечернем костюме, но в домашней куртке вместо фрака и, стоя на террасе с прогревшейся за день стороны дома, ощущал ласковое прикосновение воздуха.

Даже при ярком свете луны дальние уголки огромного сада были полны загадочных теней. Я вглядывался в них пристально, насколько мог, а глаз у меня зоркий от природы и к тому же хорошо натренированный. Но я не заметил там ни малейшего движения. Воздух застыл, от этой мертвой тишины бестрепетная листва казалась вырезанной из камня.

Довольно долго я осматривал сад в надежде увидеть какие-то приметы присутствия моей Леди. Я слышал, как часы пробили четверть, и еще четверть, и еще, но продолжал стоять на террасе, не обращая внимания на бег времени. Наконец мне показалось, что в углу, у древней крепостной стены, мелькнуло что-то белое. Всего на мгновение я различил эту белизну, но мое сердце, непонятно почему, забилось чаще. Я овладел собой и продолжал стоять недвижимо, наверное сам напоминая каменное изваяние. И был вознагражден за упорство: вскоре я вновь увидел проблеск белизны. А потом невыразимый восторг охватил меня, потому что я понял, что моя Леди вот-вот придет, как приходила прежде. Я бы поспешил ей навстречу, но хорошо знал, что она бы не пожелала этого. Поэтому, стремясь угодить ей, вернулся в комнату. И порадовался тому, что поступил так, в тот момент, когда, укрывшись в темном уголке, увидел, как она скользнула вверх по ступенькам террасы и со смущенным видом встала перед окном. Затем, после долгого молчания, послышался шепот, слабый и чарующий, как долетевший издалека звук эоловой арфы.

— Вы здесь? Можно войти? Ответьте мне! Я одна, я охвачена страхом!

Вместо ответа я выступил из моего укромного уголка, да так быстро, что она пришла в ужас. По судорожному вдоху, который она сделала, я догадался, что она пыталась — и, к счастью, сумела — подавить крик.

— Войдите! — спокойно произнес я. — Я ждал вас, потому что чувствовал, что вы придете. Заметив вас, я ушел с террасы, ведь вы могли опасаться того, что нас увидит кто-нибудь. Это невозможно, но я подумал, что вы, должно быть, хотите, чтобы я был осторожен.

— Да, хотела и хочу, — сказала она тихим нежным голосом, однако очень твердо. — И никогда не пренебрегайте предосторожностью. Здесь может все случиться. Могут подсматривать, и подсматривать оттуда, откуда мы слежки не ждем и даже не подозреваем, что там кто-то затаился.

С этими словами, сказанными очень серьезно тихим шепотом, она ступила в комнату.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги