Анжела задержалась на целые сутки. Должна была приехать из Москвы еще вчера, а вернулась только сегодня. Я пытался сдерживать себя, но это не очень у меня получалось.
– Почему так долго?
– Почему? С паспортом задержка вышла, – с заметным напряжением во взгляде ответила она.
– Кеша же сказал, что все готово.
– Ну, ему так сказали, он поверил…
Паспорт был сделан на совесть, но меня смущала задержка. Или не было никакой задержки?..
– И еще я документы из института забирала. – Академический отпуск на всякий случай оформила, вдруг до следующей весны все утрясется?
– Думаешь, утрясется?
– Не знаю… – она с тоской посмотрела на меня. – Тебя всерьез ищут.
– И братва?
– Насчет братвы не знаю… Ты не думай, я аккуратно все сделала. В Скоровск приехала, по городу ходила, пока не убедилась, что за мной не следят. Только тогда в Павлик поехала.
– На чем поехала?
– На автобусе… И в Скоровск на автобусе.– А где этот Скоровск?
– Километров десять отсюда. Это районный центр. Мы же на машине проезжали, когда сюда ехали. А что такое? – непонимающе посмотрела на меня Анжела.
– На машине? Когда с Кешей ехали? Значит, Скоровск совсем рядом…
– Что случилось, может, скажешь?
– Что случилось? Да случилось. Давно уже случилось…
Больше месяца прожил я в поселке Павлик, а только сейчас узнал, что это Скоровский район. Уж не для того ли судьба забросила меня сюда, чтобы я смог сделать важное открытие?
– Слава, ты меня пугаешь! – забеспокоилась Анжела.
– Да нет, с головой у меня все в порядке. Ничего, если я сейчас к Алевтине схожу?
– Зачем?
– Да так, пару вопросов ей задам. Очень надо.
– А раньше не мог задать?
– Так раньше я и не знал, что до Скоровска рукой подать…
Прежде чем отправиться к Алевтине, я рассказал Анжеле про свой разговор с Овраговым и поделился с ней своими соображениями. И ее успокоить надо было, и мысли в логический ряд выстроить…Глава 20
Большой дом у Алевтины, и обстановка лучше нашей, да только тоскливо здесь. Одна она живет, но такое ощущение, что где-то по второму этажу бродит приведение ее дочери. Ушла Марина, но ее фотографии остались. Все стены в комнате в фотографиях, вся ее жизнь здесь вывешена – от младенчества до тех лет, с которых она канула в вечность. А на одной стене, как икона в красном углу, висела самая большая фотография, не менее метра высотой. На ней Марине лет шестнадцать-семнадцать. Улыбается девчонка, смело смотрит в жизнь, которая, кажется, вся у нее впереди, и не знает еще, что ждет ее в недалеком будущем. Свеча под этой фотографией горит, как лампадка под иконой. И еще я увидел снимки какого-то мужчины, их было немного, но тем не менее…
– Это твоя дочь?
– Да, Марина.
– Красивая.
Девушка действительно была хороша собой. Даже более красивая, чем ее мать. И гораздо более молодая…
– Красота ее и погубила.
– А это муж? – спросил я, коснувшись фотографии солдата в парадной форме.
– Леша. Здесь он совсем молодой. Я еще в школе училась, когда он из армии вернулся. Первый парень на деревне, девки его любили. А он выпить любил… Всегда любил выпить…
– Ну, дом он хороший построил…
– Какое-то время он пил и работал. Хорошо пил и хорошо работал. Потом сильно стал пить и слабо работать. Пока совсем не спился. Тогда уже никакой работы… Так напивался, что, казалось, дальше некуда. А оказалось, было. Когда Марины не стало, он так напился… Ее в один день похоронили, его – в другой… – Алевтина всхлипнула, смахнула непрошеную слезу.
– Когда это было?
– Да уже три года как…
– Колька соседский ее убил?
– Да нет, на Кольку все списали.
– Кто списал?