Ледяная пустыня

События развивались стремительно. Мы бежали из Исландии, отпраздновали мой день рождения, ребенок у меня в животе начал шевелиться, и наступила зима. Возможно, все это произошло на протяжении трех или даже четырех месяцев, но в моих воспоминаниях они слились практически в один день. Скорее всего, причиной тому было окружавшая меня белизна.

С момента, как мы ступили на ледяной остров, названный лукавым Эриком Рыжим Зеленой Землей, то есть Гренландией, мне пришлось позабыть о существовании цветов и красок. Все вокруг было белым-бело. Земля была белой, берега были белыми, море было белым, белыми были долины, а белые горы едва выделялись на белом же горизонте.

Теперь моя жизнь была в руках Гуннара, которому я целиком и полностью доверяла. Я держала данное ему слово и ни о чем его не спрашивала. Более того, я старалась ни о чем не спрашивать и саму себя. Чтобы выжить, мне нужно было кому-то безоговорочно верить, а защитить от Баалаты и омниор на тот момент меня мог только Гуннар.

Хорошенько спрятав кольцо с изумрудом, атам и волшебную палочку, я обвела исландских омниор из Клана Кобылицы, до последнего момента пытавшихся загнать меня обратно в свое стадо, вокруг пальца, отдала руку и сердце Гуннару и отплыла с ним по Северному Ледовитому Океану. Мы должны были успеть в Гренландию до того, как морские воды скуют льды.

— Ты действительно готова отправиться со мной очень и очень далеко? — спросил меня перед отплытием Гуннар.

— Да, — не раздумывая ни секунды, ответила я.

— А у тебя хватит сил дойти до края земли?

Услышав этот вопрос, я почувствовала себя вполне счастливой.

«Наконец-то Гуннар понял, что мое заветное желание — оказаться рядом с ним за пределами цивилизованного мира».

— Ты не испугаешься мороза, голода и других опасностей?

В тот момент, они меня, естественно, не пугали.

Продав часть найденных на хуторе драгоценностей, мы отправились в наше самое трудное последнее путешествие.

Инуиты из деревни, стоявшей на берегу покрытого льдом океана неподалеку от Иттоккортоормиита,[71] поселили нас в помещении школы, как это было принято у них в отношении всех путешественников.

— Каждый раз, когда я сюда приезжаю, меня ошеломляет это зрелище, — не без гордости заявил Гуннар, махнув рукой в сторону окружавшей нас безбрежной белизны.

Меня же она очаровала. После Исландии с ее бурлящими вулканами, белизна новой, еще не ведомой мне земли, казалось, сулила мир и спокойствие.

— Наш белый цвет не такой белый, — заметила я.

— Оттенок белого цвета меняется в этих краях в зависимости от времени года и даже от времени суток.

Я показала пальцем гору Гуннбьорн,[72] возвышавшуюся почти на четыре тысячи метров над восточным побережьем Гренландии, и хотела сказать, что ее белый цвет не такой, как у всего остального вокруг, но не находила нужных слов для описания оттенков.

— Мне не хватает слов!

— У инуитов почти тысяча слов для разных оттенков белого.

Я пришла в восторг, и мне вдруг захотелось стать эскимоской, улыбаться эскимосской открытой улыбкой и знать тысячу слов для обозначения оттенков незапятнанной белизны, говоривших о доброте этого края.

Среди этих вечных льдов не было места Баалате. По моему мнению, связанный в нашем представлении с рождением и чистотой белый цвет был лучшей защитой от сил зла. Однако я опять ошибалась. Во многих культурах белый цвет означает грусть, траур и смерть.

Инуиты начали смеяться над Гуннаром, когда тот заявил им, что мы хотим купить у них нарты, провизию и ездовых собак для путешествия на север. Легкомысленные европейцы, вознамерившиеся помериться силами с ледяной пустыней в зимнюю пору, казались местным жителям душевнобольными. А ведь инуиты даже не знали, что в начале весны у меня должен родиться ребенок. Однако они перестали смеяться, когда Гуннар, осмотрев упряжь, зубы собак, их свалявшуюся шерсть, вернул хозяевам трех животных, находившихся не в лучшей форме.

Посмотреть на то, как Гуннар испытывает нарты с запряженными в них собаками, пришло много инуитов.

Гуннар отдавал отрывистые команды на инуитском языке, и собаки ему беспрекословно повиновались. Вожаком упряжки был пес по кличке Нарвик, но его нрав оказался настолько злобен, что в течение часа пес успел сильно искусать двух других чем-то не угодивших ему собак. Поэтому Гуннар поставил на место вожака молодую бодрую суку по кличке Лея, способную своим примером вдохновить остальных собак на борьбу с предстоявшими им суровыми испытаниями.

Убедившись в ловкости и сноровке Гуннара, инуиты перестали считать нас полоумными туристами и называть разными презрительными словечками, обозначающими людей неумелых и бесполезных.

Меня поражало гостеприимство эскимосов. Они наперебой предлагали предоставить в наше распоряжение свои жилища и ссорились за право пригласить нас разделить с ними их скромную трапезу. Детишки приглашали меня принять участие в их играх, а женщины учили меня шить торбаса — единственную обувь, способную сохранить ноги в тепле и не задубеть от влажного снега.