Ледяной клад. Журавли улетают на юг

Феня уже сидела за столом, похрумкивая, грызла сахар — она любила пить чай вприкуску. На короткий обмен жесткими, сухими словами между Марией и Елизаветой Владимировной Феня не обратила никакого внимания. Дело привычное. Только подумала: «Вот Мария говорит, что Максиму обязательно нужен старший. Елизавета Владимировна — старшая над ней. И что же у них получается? Вот такую „старшую“ дай этому парню…» И даже слегка засмеялась, представив себе Максима, с которым жена разговаривает так, как Елизавета Владимировна с Марией.

А Баженова меж тем тоже села к столу. И они, прихлебывая горячий чай, заговорили о том, что Фене завтра в первый раз после болезни выходить на работу, скорее всего на выколку леса, а по реке всегда тянет жгучий хиуз, и ей нужно будет очень беречь лицо от мороза. Феня мельком заглянула в зеркальце, фыркнула: «Как загримированная!» Уронила руки на стол, побарабанила пальцами.

— А знаешь, Маринька, он хотя и очень самоуверенный, упрямый, но хороший, — неожиданно сказала она. — И злость в нем — невредная злость. Ему как раз не старший, а младший нужен.

— Вот тебе на! Это ты, Афина, сейчас посмотрелась в зеркало и видишь все наоборот: что у тебя на левой щеке, там — на правой.

— А я не о Максиме, — сказала Феня, — я все об этом его друге, «мы с Мишкой».

— Ну, этого я меньше знаю. Что же сказать? Характер у него как будто решительный.

— Спать! — Феня встала. — Мы об этих ребятах все время прямо-таки как о женихах говорим. А они оба к весне отсюда непременно удерут. И мне кажется, совсем не на большую стройку, а в свою Москву. Сибирь-то для них явно чужая.

— Они в Москве родились, — заметила Баженова. — А родная земля всегда к себе тянет. Это чувство тоже нельзя отбрасывать. И нельзя так рассуждать: всяк люби свою родную землю, а москвичи — не смей!

— Да там и нет земли, — Феня махнула рукой. — Там сплошной асфальт.

— Так что же, по-твоему, чувства любви к родной земле совсем не существует?

Феня подумала, высоко подняла плечи, повертела головой и так и сяк. Засмеялась.

— У сибиряков существует. Я, например, осыпь золотом — отсюда никуда и никогда не уеду. Именно поэтому: землю родную не оставлю. Но в Сибирь кто приезжает — тот может свободно расстаться со своей землей.

— Ты противоречишь себе!

— Правильно. Противоречу, — согласилась Феня. — Вся наша жизнь из противоречий построена.

Мигнул свет и погас — электростанция закончила работу. Баженова зажгла керосиновую лампу.

— Ты знаешь, Афина, — задумчиво сказала она, сметая крошки хлеба со скатерти, — ты знаешь, я уральская, а отсюда, из Сибири, пожалуй, тоже никогда не уеду. Хотя землю родную и очень люблю. Милые… дорогие сердцу… Уральские горы, реки, леса… А вот бывает… Тяжело расставаться, но еще тяжелей — оставаться…

— Ты не могла остаться?

У них ни разу не складывался разговор об этом. Феня знала только одно: Мария приехала откуда-то с Северного Урала. Больше она о себе ничего не рассказывала, всегда уклонялась от таких разговоров. В словах Баженовой Фене почудилась готовность поделиться чем-то душевным, глубоким. Но на печи повернулась, вздохнула Елизавета Владимировна: «Ос, ос! Всё не спят!» И Баженова стала такая, как всегда.

— Ложись, Афина, а я немного посижу. План культурной работы… Поразмышляю. Ох и месткомщики же мы с тобой! Николай Григорьевич правильно пробрал меня сегодня за вечные наши танцульки да за «ремешки» эти, будь они неладны!

Немного разочарованная несостоявшимся сердечным разговором с подругой, Феня ушла в свой «женский уголок», разделась и крикнула уже с постели:

— А ты, Маринька, в план и меня запиши. Хочешь, я лекцию о литературе древней Греции прочитаю?

— Не хочу, — сказала Баженова. — Я тебе запишу другое. Диспут на тему: «Что такое любовь».

— Спятила!

— Ты сама сказала Максиму, что любовь существует. Ну вот и доказывай.

— И докажу. Только не на диспуте. И… не Максиму. А в план записывай. Любовь не любовь, а что-нибудь тоже красивое, — Феня поплотнее закуталась в одеяло, отвернулась к стене и затихла.

Баженова достала с полочки тетрадку, карандаш. Дрожь передернула ей плечи. Что-то зябко… Она кинула в самовар несколько угольков, пусть шумит. Придет Николай, ему с мороза тоже приятно будет выпить стакан горячего, крепкого чая.

Елизавета Владимировна приподнялась на локте, вздохнула.

— Сидеть будете?

— Буду, — деревянно отозвалась Мария.

Она раскрыла тетрадку, вывела крупно: «План культурно-массовой работы», — и остановилась. Как легко всегда писать заголовки! А дальше что? Думай, председатель месткома…

Так… Один день в неделю — кино. Из Покукуя приезжает передвижка. Два дня целиком для дома, для семьи. День для политической и день для технической учебы. Это все просто раскладывается. А еще два дня? Чем их занять, кроме танцев? Ну, выдумай, выдумай!.. А танцевать все равно будут. В любой день. Каждый день. Хоть объяви в этот день столкновение кометы с землей, конец света. В красном уголке не разрешишь — по домам станет молодежь собираться. Сердце требует! Да и не так уж плохо это, если бы…