Читаем Ледяной смех полностью

— Да как же ты осмелился дать такую кличку собаке?

— Слово мне поглянулось. Потому пес хоть и вытливый, но сторож первейший сорт. В тайге на промысле я с ним в полной сохранности от любого зверя. Лонись под рождество он мне жизнь спас. Шел я в ту ночь лунную из села с гостеванья, но без ружья. Иду, красой ночи светлой любуясь, и на речке на волчью стаю напоролся. Спас господь меня грешного, что Архиерея с собой взял. Не допустил зверей к моему мясу. Но седых волос в моей рыжести много в ту ночь объявилось.

Отпивая горячий чай с ложечки, полковник спросил Акима:

— Надумал, куда подашься?

Заметив растерянность мужика, полковник заговорил с явным раздражением:

— Чего вылупился как баран на новые ворота.

— Не понял, господин полковник, о чем изволили дознаться.

— Непонятливым прикидываешься? Темнотой мнимой заслоняешься, сучий сын. Спрашиваю про то, куда подашься, когда недельки через три наша армия уйдет из сих проклятых мест? Красные объявятся. Вот и интересно мне знать, как поступишь?

— Тепереча понял. Луньевцы про такое дело миром надумали в родном селе остаться. Потому, наглядевшись на военное обхождение с простым народом, вчистую поняли, что им на нас, вроде сказать, наплевать. Солдаты себя спасают в первую очередь, и, конечно, осуждать их за это не следует. Вот луньевцы и порешили родные дома не кидать.

— Слышите, есаул, как поет мужичок-лесовичок? Миром надумали. Жирнозадые умники.

Полковник стукнул по столу кулаком.

— Снюхались, сволочи, мужички сибирские, с большевиками. Сами скрытые красные. Снюхались, спрашиваю?

— Красных в селе нету.

— А про партизан Щетинкина слышал? Или опять отопрешься? Может, сам партизан? Может, сам, как пес, тоже с волчьей кровью? Все вы сволочи! Но только не выйдет по-вашему. Казаки сибирские по-иному надумали. Помня, что за ваш покой кровь проливали, обороняя от красных, заставят вас казаки вместе с армией уйти и гнезда ваши пожгут, чтобы не грелись в них ваши заступники — большевички.

— Послушайте, полковник, — обратился к офицеру епископ Виктор. — Перестаньте пугать хозяина глупыми вымыслами. Власть в Сибири в руках Сибирского правительства адмирала Колчака, и казачество сепаратно никаких решений принимать не может.

— Мне ваше монашеское мнение неинтересно. Да и вообще приказываю вам молчать, если не хотите ночевать на морозе. Про Колчака вашего слышать противно. Потому из-за этого адмиральчика, окружившего себя нафталинными генералами, дворянами, попами и купцами, нам, сибирским казакам, приходится покидать родные края. Вы свою кровь за них не лили? Вот есаул окропил ею сибирскую землю. Может, мы оба с ним падем на нее с мертвым объятием. Это вы за нашими спинами славите господа, греясь под боком у барыньки, даже в старости не скупой на ласковость.

— Замолчите!

Полковник довольно рассмеялся.

— Неужели думаете, стану перед вами молчать? Колет глаза правда?

Аким Мудреных, встав из-за стола, отошел к печке.

— Лежит ваша зазнобушка, покашливая! До сих пор мнит себя госпожой! Даже с борзыми собачками не расстается. Мяском их кормит. Забывает, что солдаты с казаками по морозным дорогам сухарики жуют, защищая власть адмиральчика Колчака. Нет, прошло ваше время чудить барством. Одно и осталось, что баловаться с монахом, пока кровь не остыла. Балуйтесь, все равно за границу не уберетесь, потому в Чите вас атаман Семенов общиплет как липку и в гробик уложит.

— Вы пьяны!

Блаженова села на лежанке. Спокойно сказала епископу:

— Ваше преосвященство, не расстраивайтесь. Хама даже в офицерской сбруе словами нельзя успокоить. Он сейчас лучше поймет другое.

Блаженова встала. Медленно подошла к столу.

Полковник и есаул тоже встали. Закашлявшись, Блаженова, смотря на полковника, произнесла:

— Извинитесь передо мной и епископом за все сказанное.

— Не подумаю, дамочка, извиняться!

Блаженова, размахнувшись, с силой ударила полковника по лицу.

— Я жду извинения! Слышите?

Полковник глухо сказал:

— Простите.

— Вот так-то лучше, казачок сибирский. Теперь ложитесь спать!

Блаженова, осиливая волнение, заходила по горнице. Полковник с есаулом, склонив головы, сидели за столом. Аким прислонился к печке, не отводя взгляда от Блаженовой, и было в его глазах восхищение.

Блаженова заговорила:

— Запомните, казачок сибирский, что русских женщин нельзя даже неосторожным словом обижать. Не забывайте, что одна из них, родив вас в муках, не помышляла, что вырастете негодяем с офицерскими погонами.

Неожиданно внимание всех в избе привлек встревоженный лай псов во дворах выселок. Потом залилась лаем собака во дворе Акима. Донесся одиночный выстрел. Громкие выкрики перемешивались с руганью.

Полковник и есаул выскочили из-за стола и прижались к стенам: один в углу, а другой возле окна с наганами в руках.

Говор многих голосов слышен под окнами избы.

— Да это воинская часть на постой пришла, пойду пущу.

— Не сметь! — приказал полковник.

Аким, несмотря на приказ, пошел к двери.

— Назад, сволочь! — заорал полковник.

Приклады били в ворота.

— Дозвольте, потому все одно гранатой ворота порушат.

— Назад, а то застрелю!

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже