Ледниковый человек

Гриву и хвост коня рвала с горя царица гор и не хотел идти конь… А Мурат думал, как красивы ножки его Гури, ножки, которые можно поставить на ладонь, а ее груди, точеные, как персик, — нежнее зари и прекраснее облаков, бегущих по небу в час восхода солнца.

И ударила царица гор Мурата бурей, — так сильно, что грудь животного и грудь Мурата задрожали, как бубен и кипучая кровь бросилась в голову…

Но Мурат думал о стане милой, о ее ручках, нежных, как луч солнца, но крепких в объятиях любви, как сталь кинжала. От ярости бури проснулось эхо гор, и захохотал сам великий дух… Один Мурат ничего не замечал. За высокой стеной скалы притаилась царица гор, как барс, следящий за добычей, и тихо, тихо запела песнь-жалобу об неразделенной любви, об одиночестве и горной метелью подкралась к Мурату, — закрыла ею пропасть, замела дорогу мелкой снежной пылью. Ласкаясь к лицу Мурата, целовала его глаза, черные, как буря; его губы, — краснее граната… И казалось Мурату, что его милая вышла к нему и покорно-нежно ласкает его — скромными ласками несмелости. И падал снег все больше и больше, и были это белые струны между небом и землей, — белые струны, полные жалобной мелодии. И открылась душа Мурата.

Никогда, никогда не приехал Мурат к Гури… И никто не знает, куда делся он.

Елизаветполь

ШАХСЕЙ-ВАХСЕЙ

Религиозная мистерия Закавказья и Персии

В глухих уголках Закавказья и Персии до сих пор сохранилась очень интересная мистерия, сопровождающаяся религиозными истязаниями правоверных шиитов, доходящими часто до смерти добровольных самоистязателей. Обыкновенно самые интересные части мистерии мало доступны чужому глазу.

Позволяем себе описать здесь одну из таких мистерий по личным впечатлениям 1912-го года в одном из глухих уголков Закавказья[14].

Мы видели, как плачет татарский народ, как он кается в своих делах. Из года в год весной повторяется это рыдание, этот стон, это бичевание.

Вот наступают дни величайшей скорби правоверных, дни Мохаррема…

Кругом цветут розы, на небе особенно ярки звезды, и с каждого квартала города по вечерам, еще за месяц до Мохаррема, доносятся звуки больших мохарремовских барабанов. Окруженные факелами, двигаются процессии от одной мечети к другой. И чем ближе дни великой скорби, тем многолюднее и многолюднее эти шествия.

Толпа бьет себя в открытую грудь правой рукой, взявшись друг с другом левыми. Медленно движется шествие. Два шага вперед и шаг назад.

Медленно, медленно звучат барабаны, и в ответ им толпа повторяет два слова — имена мучеников за веру. «Шахсей», — кричат одни, «Вахсей», — отвечают другие…

Глухо падают удары в грудь, раз… раз… Правая рука ударяет в левую грудь, там, где сердце, не сильно, но беспрерывно, в одно и то же место, с одним и тем же священным именем страдальцев за веру. Совершается какой то массовый гипноз. Индивидуальная воля растворяется в массовом движении.

Смуглая от южного горячего солнца грудь сначала розовеет, затем краснеет, — удары продолжаются, удары учащаются, учащаются восклицания и темп религиозной пляски…

Сотни рук плавно вздымаются, и сотни рук падают с глухим ударом…

Из обнаженных грудей вырывается одно тяжелое дыхание, толпа слилась в одно целое. Она думает только одно, она двигается, как один человек, она чувствует одно. Получается иллюзия одного движущегося организма, мерно раскачивающегося под грустный напев священных имен мучеников за веру.

Все проникается скорбью о священных мучениках Гассане и Гуссейне, героях Мохаррема; грустный напев молитв разносится, как монотонное жужжанье.

Чаще и чаще удары. Худой мулла с горящими глазами, изогнувшись своей тощей фигурой, подает такт. Вот он в экстазе присел, вскрикнул, ударил себя изо всей силы в грудь, а затем сделали то же и другие.

Чем ближе священный день, тем громче крики, быстрей и сильней удары.

Громадное, незабываемое впечатление производит главная процессия в несколько тысяч человек в самый день Мохаремма у главной мечети, куда стекаются остальные процессии.

Позолоченные, украшенные зеркалами бумажные изображения гробниц мучеников составляют центр процессии. Темп барабана и быстрота ударов в грудь велики. «Шахсей», — как один голос кричит толпа. «Вахсей», — сейчас же отзывается другая толпа с плачем, стенанием и скрежетом зубов, разрывая грудь.

Маршрут толпы устанавливается строгими предписаниями, фанатизм процессии возрастает до высокой степени.

«Иль Хассан, Иль Хуссейн», — кричит, надрываясь, толпа. Процессии медленно одна за другой сливаются у главной мечети. На каждом перекрестке и в мечетях[15] проповедники рассказывают жалобные истории о смерти мучеников.

Проповедь на дворе мечети во время «Шахсей-Вахсей» в Закавказье. с фотографии С. В. Фарфоровского.

Красные всадники в вооружении средневекового рыцаря ехали с завешенными лицами. Они изображали собой убийц мучеников. Говорят, что фанатизм толпы доходил до того, что этих всадников убивали…