Ледобой. Круг

А когда от людского нетерпения готов был расплавиться камень, будто пчелиный воск на солнце, Залом кликнул сотников. Те совещались до самых сумерек – парни тенями бродили по крепости, поглядывая в сторону дождевой палаты, – и в самом вечеру по твердыне разнеслась добрая весть:

– Через два дня выступаем!

Так просыпаешься от непонятной тревоги, если спишь на теплой земле, и та вдруг начинает дрожать – стадо диких быков трясет земную твердь, ровно подступает землетрясение. Тихо было в Последней Надежде, и в мгновение ока все изменилось. Полторы тысячи воев сломя голову ринулись готовиться. Верна спала, но проснулась мгновенно – все кругом наполнилось неясным гулом.

– Что такое? – осоловело таращилась по сторонам и ничего не могла понять. Суетятся, носятся как угорелые, оружием забряцали.

– Через два дня выходим! – носилось по крепости, и возвращенцы радовались, точно дитя, получившее новую игрушку.

– Выходим, – повторила Верна, зевая.

С чьей-то легкой руки парни повадились дремать на открытом воздухе. Стоило одному лежебоке прикорнуть на крыше дружинной палаты, остальные подхватили, будто зараза распространилась. Знай себе стели на камне потолще, бросай платок на глаза, чтобы солнце не слепило, и сил набирайся. На крышах, площадях, лестницах, тут и там всегда спали заломовцы. Иные даже ночью не прятались под крышу. Кто-то из умельцев смастерил диковинную штуку – сложил вчетверо теплое одеяло из ячьей шерсти, прошил по двум сторонам да и залез внутрь, точно в мешок. Над крепостью по ночам всегда носился храп, словно печной дымок, ровный и густой.

После заката Черный Коготь нашел Верну на крыше почивальни и, коротко кивнув, поманил за собой.

– Выступаем через два дня, знаю.

– Ну это все знают. – Сотник, улыбнувшись, покачал головой. В последней схватке у обоза шальным ударом ему снесло пол-уса. Неглубоко – на детский ноготок распороло щеку, и, разговаривая, Коготь кривился. Речь выходила пока нескладной, но больше, чем рана, возвращенца опечалила потеря уса. Рука сама тянулась подкрутить левое полукольцо и находила только пустое место. Так и прозвали в крепости – Полоусый. – Думка есть, как раз на вас десятерых.

– Думка?

– Дело опасное, но…

– Согласны!

Черный Коготь подозрительно уставился на своего новоявленного десятника и прищурился. Девка, будто не от мира сего, приметил это еще в первую встречу. Пусть сколько угодно твердит, что стоит за правое дело, такое рьяное стремление к смерти от бывалого вояки не скрыть. Так же истово гляделись кругом галерные рабы на веслах, кому обрыдла тяжелая рабская жизнь. Под плетьми надсмотрщиков только распрямлялись плечи… чтобы поникнуть и безвольно распластаться на трюмных досках. Гляди-ка, только услышала «опасность», глазки заблистали, точно самоцветы! Дров не наломала бы. Хотя, остальные девятеро… подле них девять раз остынешь от глупостей.

Проследовали вовсе не в дождевую палату – куда-то дальше и вошли в крошечную почивальню, пять шагов на пять, увешанную шкурами и заставленную основательной утварью. Как же сюда втащили этот громадный, тяжеленный стол? Разве что прямо тут сколачивали… Ножки всех предметов – скамьи, ложницы, стола – походили на бревна.

Залом опирался о стол и вдумчиво таращился на какой-то рисунок. Верна подошла ближе. Такими горбылечками обычно рисуют горы. Те черточки, бегущие рядом, – дорога, стрелками обозначены тропы.

– Выступаем через два дня… – начал было Залом.

– Куда?

– На кудыкину гору! – усмехнулся, переглянувшись с Черным Когтем. – Ударим в три места разом!

– Не надорваться бы. – Верна в сомнении скривилась.

– Живы станем – не помрем! Триста человек уйдут сюда, – пальцем толстенным, ровно древесный сук, Залом ткнул в место на карте, где неведомый живописец изобразил городишко: теремные купола, один в середке, два по краям. – Это Перезнойка.

– И что там? Золото? Серебро?

– Ничего, – усмехнулся истинный князь. – Просто застава у реки.

– Как ничего? – Верна развела руками. – Хоть что-то там должно быть!

– Там войско. Пятьсот душ.

Промолчала. Ждут глупого вопроса? Не дождутся! Сами скажут.

– Теперь важнее ослабить братцев, нежели забрать добычу. – Залом поджал губы. – Я не краду у себя.

– И те пятьсот…

– Их больше не будет, – жестко бросил предводитель возвращенцев и продолжил: – Без малого тысяча воев уйдет сюда.

Верна покосилась на карту. Куда? Что это? Черточки бегут рядом… значит, дорога.

– По этой дороге возвращается дружина из заморского похода.

– Но откуда у тебя море?

– Оно у коффов, – усмехнулся Залом.

Верна какое-то время молчала. Потом кисло улыбнулась. Спелись. Кто еще сомневается в предательстве братцев? Старший брат едва живот не положил против Коффира, младшие – как по своему двору ходят в чужих владениях.

– Так не бывает, – буркнула. – За все чем-то платишь.

– Ты гляди! – Залом и Черный Коготь, переглянувшись, расхохотались. Верна поморщилась, так по ушам дало, едва слуха не лишилась. Разве можно человека за здорово живешь слуха лишать? Хоромы всего ничего – пять шагов на пять, кто же грохочет в таком закутке? – Быть тебе когда-нибудь сотником! Если доживешь!