Ледыш и Недотрога

Сколько себя помню, всегда ненавидела нарушать правила. Лишь следуя установленному другими порядку, я ощущала себя спокойно и уверенно. Но чувство свободы и простора, которое вдруг обрушилось на меня во время поездки с Ледышем, что-то сломало внутри меня. Будто плотину прорвало!

Мне захотелось большего. В тот момент я так жаждала жить, и казалось, что мне всё по плечу. Не только развить имеющиеся таланты, но и обрести новые. Рамок не существовало, как и стен в чистом поле. И меня это не испугало, а окрылило настолько, что позже, в клубе на репетиции я пела совершенно иначе.

Новая песня, которую мы с Ледатом придумали вместе, была встречена другими аплодисментами и улюлюканьем. Конечно, нам придётся ещё много работать и над музыкой, и над текстом, слишком много оставалось шероховатостей, но даже Ворона заметила:

— Песня очумительная! Но, главное, что Недотрога её поёт по-особенному.

— В чём различие? — покосившись на Ледыша, заинтересовалась я.

— До этого ты старалась петь правильно, — серьёзно ответила Руся. — Получалось хорошо, но скучно. А сейчас голос ожил и стал таким…

Она замялась, подыскивая сравнение.

— Особенным! — хором заявили Вика и Полина.

— Верно, — поддакнул Минотавр. — Твоим собственным. Это называется стиль!

Я оглянулась на Ледата, который перебирал аккорды на гитаре, и в груди ёкнуло. Это было со мной впервые, и пронзительно яркие эмоции, что поселились в моём сердце, так легко было спутать с чем-то другим. Например, с влюблённостью…

Троцкий поднял голову, и взгляды наши встретились. Ощутив, что покраснела, я резко отвернулась и, нарочито смеясь, попросила Горова:

— Стиль? Не смущай меня!

— Не знал, что ты умеешь, — ехидно отозвался Вадим.

— Ещё раз с начала, — приказал Ледыш.

Мы репетировали до самого открытия клуба, а после на подъёме исполнили несколько популярных песен и тут же потратили полученные от Клоуна деньги, отметив рождение будущего хита. Никто из нас не сомневался, что так и будет.

Впервые мы ощутили себя настоящей группой! Нас связало невидимой нитью, и все были на подъёме, глядя в будущее с надеждой и обсуждая возможную победу почти до ночи. Глянув на сотовый, я поразилась, как незаметно пролетело время, и попрощалась:

— Мне пора. Мама скоро придёт.

Троцкий подхватил шлем и поднялся.

— Тоже уходишь? — удивился Минотавр.

— Отвезу её, — буркнул Ледат и, пожав руку Клоуну, вышел из клуба.

Я виновато посмотрела на Руслану:

— Доберёшься сама?

— Да, мамочка, — ухмыльнулась девушка.

По дороге домой у меня то бешенно колотилось сердце, обдавая жаром, то по телу пробегали колкие мурашки, леденя кровь.

«Он же меня поцелует? — скакали панические мысли. — Или просто обнимет? Что-то скажет или промолчит?»

Троцкий притормозил у моего дома и, не снимая шлем, махнул рукой на прощание. Проглотив лёгкое разочарование, я поплелась к подъезду, и, открыв дверь, обернулась и посмотрела на Ледата, который, сидя на мотоцикле, наблюдал за мной.

И тут внутри меня словно что-то щёлкнуло.

«Ах, так? Сначала везёт меня за город и устраивает самое необычное свидание в моей жизни, а теперь просто отпускает?»

Я отпустила ручку двери и, быстро, пока не иссякла решимость, пошла обратно. Обхватила ладонями шлем и, прижавшись к стеклу губами, на миг замерла. А потом отпрянула и, оставив чёткий след помады, так же стремительно ретировалась.

Лишь кода хлопнула дверь, прижалась к ней спиной и с неровно бьющимся сердцем прислушалась к тому, что творилось снаружи. Сначала я ничего не улавливала, и только через несколько минут взревел мотор мотоцикла и постепенно стих.

Ледат уехал.

А я вприпрыжку направилась по лестнице вверх. Не так давно я была в шоке, что в доме нет лифта, и нужно ходить пешком, но прошло время, я привыкла и теперь считала это неплохим фитнессом. Ворвалась в тёмную квартиру, запыхавшись, бросила сумку и включила свет. Заказала доставку еды и лишь затем отправилась в душ.

Стоя под струями воды, я напевала новую песню и вспоминала приятные слова друзей.

«Божечки-кошечки! — замерла на миг. — Я действительно считаю этих людей друзьями!»

Стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором вставал отпечаток моей помады на шлеме Троцкого, и губы растягивались в улыбке. Я вышла из душа и, рухнув на кровать, задёргала ногами.

«Интересно, он оставит его, как и козла на капоте?»

Уткнувшись лицом в подушку, завизжала от избытка чувств, и, видимо, пропустила, как хлопнула входная дверь. Ощутив осторожное прикосновение к плечу, вздрогнула. Только хотела обернуться, как услышала мамин голос:

— Бедная моя девочка… Всё будет хорошо! Папу освободят, мы вернёмся в Москву и будем жить, как раньше.

Я медленно поднялась, села рядом и всмотрелась в осунувшееся от усталости лицо мамы. Когда-то она часто улыбалась, но сейчас губы плотно сжаты, и меж бровей залегла заметная складочка. Сердце ёкнуло: у неё даже сил и времени не хватает, чтобы посетить косметолога!

Вчерашняя Виолетта обняла бы маму и ответила что-то вроде «Да, я понимаю». Но сегодня у стала другой. И эта новая девушка, пока ещё не очень понятная мне, помотала головой: