Умом я понимал, что нам не быть вместе. Эта девушка не из моего окружения, она у нас надолго не задержится. Но кто сказал, что мы всегда будем видеть тех, кто нам дорог? Моих родителей нет, а дедушка в коме. Я совершенно один, и не упущу шанса быть рядом с девушкой, к которой заявился посреди ночи.
Даже если завтра она покинет этот городок навсегда, она останется в моём сердце так же, как и её рисунок на баке моего байка.
Но Недотрога не была бы собой, если бы послушно последовала за мной. Девушка вырвалась и, развернув меня так, что наши взгляды встретились, пытливо поинтересовалась:
— Я тебе нравлюсь?
— А ты как думаешь? — фыркнул я и, цапнув её под локоть, потянул дальше.
— Не важно, что я думаю, — сопротивлялась она. — Хочу услышать от тебя ответ.
— Да, — обернувшись, я посмотрел девушке в глаза. — Ты мне нравишься. Довольна?
— Возможно, — заулыбалась она и, вдруг приподнявшись на носочки, потянулась к моим губам.
Ощутив невесомое прикосновение, я остолбенел от внезапного поцелуя. Смотрел в голубые, будто небо, глаза Недотроги, и не знал, что сказать. Все слова будто вылетели, оставив после себя лишь звенящую пустоту.
— Что? — приподняла брови Виолетта. — Не ожидал?
— Нет, — признался и, притянув девушку к себе, припал к нежным губам.
Наслаждаясь их свежестью и сладостью страстного поцелуя, потерял счёт времени, и очнулся лишь когда услышал улюлюканье и свист. Нас застукали, и пришлось оторваться от податливых губ Недотроги. Взгляд девушки был затуманен, зрачки расширены, движения медленные, будто Виолетта была в любовном трансе. Обняв девушку, я дал ей время прийти в себя, а сам бросил проходившим мимо парням:
— Завидуйте молча.
Повёл Недотрогу к дороге, но нас догнали остальные участники группы.
— Говорят, вы целовались! — глаза Минотавра округлились. — Это правда?
— Глупости спрашиваешь, — осадила его Руся и дотронулась до руки молчаливо бредущей Виолетты. — Ты как? Выглядишь бледной.
— Она в порядке, — заверил я и прижал девушку к себе.
Недотрога не проронила ни слова до самого клуба Аида, куда мы подъехали на такси. Открыла дверь ключом и посмотрела на меня, будто спрашивала разрешения. Словно это имело какое-то значение. Всё было предрешено ещё задолго до этого, я лишь оттягивал неизбежный момент. Происходящее сейчас казалось правильным, пусть и вызывало сноп мурашек по всему телу.
— Синтезатор улёт… — оказавшись на сцене, шептались ребята. — Звук не нужно настраивать. Всё новое! А звук…
Не глядя на меня, Виолетта приблизилась к микрофону и, включив его, начала исполнять песню, которую мы долгое время репетировали. Я махнул Минотавру, и он остановился. Затем затихла гитара Вороны.
— Что? — поинтересовалась она.
— Держи, — я протянул листы, которые готовил весь день, пока сидел на парах. — Тебе и тебе. А это передай Виолетте.
Признаться девушке, что она нравится? Без проблем. Поцеловать? Запросто! Но я не мог смотреть, как она читает мою новую песню, потому что страх заполз под кожу, холодя оголённые нервы. Что, если ей не понравится? Я так и представлял, как Недотрога иронично фыркнет и скажет вернуться к первой композиции.
И тут услышал сильный и глубокий голос своей девушки.
На второй строчке к вокалу присоединилась гитара Вороны. На новом куплете мотив подхватил Минотавр, и его барабаны наполнили зал, а вскоре включились все инструменты. Я прикрыл веки, впитывая свою музыку кожей, ощущая её сердцем. Да, песня ощущалась так же, как рука или нога. Она была мной!
Когда всё стихло, я едва мог дышать. До этого дня я никогда не думал о том, как люди воспримут моё творчество, но сейчас с замиранием сердца ждал отклик Недотроги.
— Это было невероятно! — прогремел знакомый голос, и настроение рухнуло в пропасть. Аид хлопнул в ладоши, крикнув: — Браво!
Глава 28. Виолетта
Это было похоже на сказку! Я будто оказалась в неведомом Зазеркалье, где холодный красавчик внезапно превратился в страстную творческую натуру, а его стихи пробрались в моё сердце, чтобы навеки оставить там отпечаток. Сказочный мир, в котором Троцкий признался, что я ему нравлюсь, мне понравился.
Взглядом. Словом. Песней.
Авантюриновые стены ночного клуба Черных таинственно мерцали, матовые зеркала при каждом движении множили яркие пятна тусклых светильников, отчего казалось, что вокруг летают фантастические светлячки.
Казалось, что Ледыш стал частью меня, ведь я за мгновение запомнила стихи, которые Троцкий написал сегодня. Каждое слово стало для меня особенным, и было невероятно приятно исполнить песню, где каждая нота сочилась нежностью первой привязанности.