Ледышка-Шарлотта

Кэмерон без слов взял у меня камеру и уставился на экран. Он долго смотрел на фотографию, прежде чем, наконец, поднять на меня глаза.

— Очень впечатляет, — сказал он ледяным тоном. — С такой фигней у тебя получится выиграть первое место на любом конкурсе фотографий. Хотя, как по мне, здесь попахивает безвкусицей.

— Эй ты, идиот, это не для конкурса! — сказала я, теряя терпение. Я сделала эту фотографию, внизу посреди ночи.

— Когда?

— Прошлой ночью.

— Невозможно. На ней пианино.

— Я в курсе! Но вот доказательство обратного. Ребекка здесь — она прямо здесь в доме, с нами — и она пытается мне что-то сказать. Что-то связанное с Ледышками-Шарлоттами. Я думаю, может, они как-то связаны с ее смертью.

— Не понимаю, каким образом, — сказал Кэмерон голосом, в котором я точно услышала презрение. Он отдал мне камеру. — Да Бога ради, это всего лишь куклы.

Он повернулся и начал уходить, но я поспешила за ним и схватила его за руку.

— Ты должен мне поверить, — сказала я, ненавидя себя за отчаяние в своем голосе. — Если даже фотография тебя не убеждает, что это Ребекка, тогда что убедит?

Кэмерон пристально смотрел на меня, а потом сказал:

— Я должен увидеть её своими глазами. И даже тогда, скорее всего, я не поверю.

Он выдернул руку и пошел дальше. На этот раз я не стала его удерживать.

Я стояла там, впивалась ногтями в ладони и старалась взять под контроль бурю негодования, клокочущую во мне, когда почувствовала, как в кармане завибрировал сотовый. Я вынула его и увидела, что это звонит мама. Я нахмурилась, вспомнив, что так и не ответила на её письмо. Между нами была огромная разница во времени. В Сан-Франциско сейчас должно быть уже давно за полночь.

Я нажала кнопку, чтобы ответить на звонок.

— Алло?

— Софи! — Голос мамы на другом конце телефонной линии прозвучал очень далеким и ветер на утесе очень этому способствовал.

Я прижала трубку сильнее к уху.

— Мама, я тебя плохо слышу. Что-то случилось?

— Я только хотела убедиться, что с тобой все в порядке, — сказала мама.

— Конечно, со мной все в порядке, — сказала я. — Слушай, прости, что не ответила на твое письмо, но...

— Просто вчера вечером ты мне показалась такой расстроенной.

— Что? — Я снова нахмурилась. — Я не разговаривала с тобой вчера. Ты, наверное, имеешь в виду моё письмо?

— ... Софи, я тебя плохо слышу, — сказала мама. Мне едва удавалось разобрать несколько слов из-за треска на линии. — Но я хотела убедиться... тебе так тяжело... смерть Джея...

— Мама, я правда почти не слышу тебя, — сказала я. — Я напишу тебе, хорошо?

— Хорошо, дорогая. Крепись, хорошо? Мы будем дома очень скоро.

— Мама, просто хорошо отдохните, — сказала я. — Не переживай за меня, я в порядке.

Я закатила глаза и повесила трубку. Вот почему не стоило пробовать говорить с ней о Джее. И с чего все так чересчур реагируют? Словно я даже не могу переживать из-за смерти своего лучшего друга.

Я не понимала правды, и даже не подозревала. Если бы не этот телефонный звонок, который заставил увидеть меня, в какой опасности я нахожусь.

Когда Пайпер зашла ко мне в комнату около шести часов вечера, чтобы сообщить, что они готовы отправиться на пляж, у меня возникло сильное желание отказаться, но я не сумела придумать подходящее оправдание. Тем более что Пайпер сказала, что я была единственной причиной, по которой её отпустили. К сожалению, прогноз погоды был точным, и ветер утих с наступлением вечера.

Я успела засунуть несколько вещей в сумку, как в комнату вошла Лилиас.

— Ребекка говорит, что я должна передать тебе оставшуюся часть сообщения, — сказала она, глядя искоса. — Она говорит, что это важно. Ты стала странной и не позволила мне договорить в прошлый раз, но она говорит, что тебе нужно просмотреть свой сотовый. Он оставил кое-что для тебя, и ты должна это увидеть.

— Кто?

— Твой друг. Тот, кто умер. Тот, который просит Ребекку, чтобы она передала тебе сообщение. Она говорит, что пообещала ему, что передаст.

Лилиас не дала мне шанса ответить, она просто ушла и оставила меня, глядеть ей вслед. Я подошла к телефону, но потом Пайпер позвала меня снизу, поэтому я сунула сотовый в карман и пошла, чтобы присоединиться к ней.

Мы спустились по скалистым ступенькам утеса к мягкому ковру пляжа из черного песка. Бретт был уже здесь вместе с парнем по имени Кайл, и парочкой девушек, которых Пайпер знала по школе.

Наша экскурсия была катастрофой с самого начала. Пайпер казалось, будто подменили, когда она оказалась с друзьями. Вместо того чтобы вести себя мило и дружелюбно, она превратилась в стерву.

Когда она познакомила меня со своими школьными приятелями, она сказала:

— Это моя кузина, Софи. Она нормальная, правда. Только паинька. Правда, Софи?

Она улыбнулась мне, словно это была шутка.

Казалось, что-то изменилось между нами, но я не поняла, как или почему. Внезапно она начала вести себя так, словно я ей не нравилась.