Легче перышка

Узнать такое в тринадцать лет было очень больно. В прихожей крохотной квартирки стояли и неловко топтались почтальон и полицейский, за их спинами пряталась полная соседка, сочувственно всхлипывала, вытягивала шею, чтобы рассмотреть девочку из-за мужских спин. Таня держала бумагу, оповещающую её о том, что ее отец погиб. Его грузовик разбился, отказал двигатель. А теперь вместе с ним погибла и ее жизнь, хотя он не был ее отцом, просто отчим, чужой для нее человек, ставший роднее всех родных, который любил ее по-настоящему, как может любить только очень родной человек. И она в ответ любила его, как самого хорошего, доброго и ласкового отца на свете. После смерти мамы, он не исчез, не бросил и не предал ее, остался рядом защищать и оберегать. Теперь уже он никогда не вернется со сладкими подарками из своего рейса. Таня в тринадцать лет осталась одна-одинешенька в чужом жестоком мире.

 В дверь тихонько постучали. Было поздно, она не могла уснуть.

– Кто там? – негромко бросила в пустоту роскошной комнаты.

Прислушалась, ожидая ответа.

– Это я, Том, – послышалось из-за двери.

Таня встала с кровати, накинула казенный халат, легкой походкой подошла и открыла.

– Проходи, – негромко бросила.

Махнула рукой, приглашая за собой, уселась на кровать, вопрошающе смотрела на Тома. Тот был слегка растерян. Таня была рада, что ее ночная меланхолия рассеялась.

– Чего я тебя здесь наблюдаю? – спросила с интересом, разглядывая своего товарища.

Том как-то скукожился, сник, боялся на нее посмотреть. Она любила его, не как парня, конечно, а как близкого человека. Он был ей очень дорог, был частью ее самой. И она даже знала, почему он здесь. Впрочем, не хотела спрашивать. Раз пришёл, значит ему так нужно. Понимала, что Том, как и она сама, волнуется и до жути боится той неопределенности, которую сулит завтра. Со всем этим осознанием неизвестного в одиночку Том не мог справится, наверное, потому и пришёл.

– Просто, – начал Том, запнулся, глубоко вздохнул. – Просто не могу заснуть!

– Да ты садись, возьми себе пива в баре! И мне принеси! – указала рукой на небольшой холодильник, встроенный в роскошную мебель номера.

Том с радостью и беспрекословно подчинился. Доставил ей бутылочку, себе взял парочку, вернулся и облегченно плюхнулся в кресло напротив, пригубил пивка.

– Тань, всегда тебе хотел задать вопрос, – начал он, слегка осмелев.

– Валяй! – Таня махнула рукой, приникла к бутылке, сделала пару глотков.

– Как ты стала пилотом? Ну в смысле такая крутая? – спросил он.

Татьяна улыбнулась.

– Ну а ты, как стал механиком крутым? – спросила в ответ.

– Это все знают, и ты в том числе, – смутился Том, – в рабах был, в машинном отделении жил, вот и научился.

Он вмиг стал печальным. Таня даже пожалела, что спросила.

– Мне было тринадцать, когда отец разбился, – начала она, – дальнобойщиком работал на «Ролл-траке».

– Это такие огромные одномоторные с твиндеками? – перебил Том.

– Ага, – подтвердила она, – а до этого, он служил пилотом на «Протоне», ракетном фрегате императорского флота города Святого Петра, участвовал в «Аркадийской» войне. Фрегат уничтожили, ему и ещё не многим удалось выжить. Отца по ранению списали, дали пенсию. Все равно средств не хватало. Пришлось переезжать в свободный город гильдии.

Таня замолчала, вспоминая.

– Жили небогато, там умерла мама. Я осталась с отцом, да и не отец он мне, отчим. Только вот роднее отца.

Том молча слушал, не перебивал.

– Мама познакомилась с ним тогда, когда я уже была. Отца я не знала, а мама про него не хотела говорить. Как-то так, – Татьяна замолчала, – отец брал меня с собой в долгие рейсы. Бывало, месяцами в воздухе болтались, он меня учил управлять воздушным судном. По сути, я стала настоящим пилотом, освоила грузовик, пилотировала его. Представь, в десять лет!

Она улыбнулась, сделала глоток из бутылки.