Легенда о Гончих Псах

На всякий случай Кирилл проехал по берегу до конца — до того места, где дорога, обходя непропуски, круто сворачивала в глубь острова. И здесь он не увидел никаких следов Женькиного пребывания. Поразмыслив, Кирилл решил прокатиться дальше по дороге, благо погода располагала к прогулкам. Он прикрикнул на собак, и они резво потащили его по рыхлому, липнувшему к лыжам снегу.

Солнце палило вовсю, даже не верилось, что здесь может быть такое жаркое солнце. Слева прямо из моря вырастал переливающийся под солнцем алмазный конус Алаида. В небе неподвижно, словно привязанные, висели крохотные черные точки — высматривающие добычу орланы-белохвосты.

Глядя на них, Кирилл вспомнил, как прошлым летом ездил по Военно-Грузинской дороге.

Весело ехали. В Казбеги, помнится, остановились и всем автобусом пошли в ресторан. Шашлыки ели и пили кахетинское шестой номер. Грузины, как водится, тосты говорили. Кирилл сначала слушал и пил вместе со всеми, а потом под шумок выбрался из-за стола и пошел на воздух. Над горами в синеве летали орлы, а снизу, с каменного постамента, на них глядел темноликий горец в каменной бурке и, казалось, шевелил губами, словно бы звал орлов или слагал стихи. Да. А потом на Крестовом перевале еще раз останавливались. Холодно было там, и орлов уже не было, а дымились прямо в снегу ручьи нарзанные. И опять все пили вино. Сосед по автобусу угостил Кирилла чачей. Выпил Кирилл стаканчик и прямо из ручья нарзаном запил. А сосед потом всю дорогу до самого Тбилиси бил у Кирилла над ухом в бубен и пел грузинские песни. Весело ехали…

Собаки вдруг натянули поводки и залаяли. С ходу перевалив небольшую сопку, Кирилл попридержал их: в этом месте дорога сужалась, ныряла круто на дно глубокого и тесного оврага, зажатого между двумя отвесными каменными стенами, и нужно было притормаживать, чтобы ненароком не загреметь вниз.

Однако собаки продолжали лаять и рваться вперед. Кирилл был уверен, что они почуяли приближавшиеся нарты, и ожидал вот-вот увидеть над краем оврага косматого, как медведь, Ытхана, за ним остальных собак и, наконец, усталую, но улыбающуюся физиономию Женьки. Правда, Кирилла немного удивлял тот факт, что он не слышит ответного лая, но это было объяснимо: карабкающейся из последних сил по крутому склону упряжке было просто не до этого. Не желая сталкиваться с усталыми, а потому особенно озлобленными собаками носом к носу, Кирилл отъехал в сторону и остановился. Прошла минута, за ней другая. Из оврага никто не показывался. Выругав по-прежнему подвывавших собак, Кирилл подъехал к краю и заглянул вниз. Сначала он ничего не понял, а потом почувствовал, как у него холодеет внутри: овраг был наполовину завален тяжелыми снежными глыбами, из-под которых до Кирилла донесся жуткий звериный вой…

… Они напрасно бы ждали сегодня Женьку. Он все равно бы не приехал. Он лежал здесь, на дне оврага, погребенный под толщей тяжелых, как гранит, снежных глыб, и никто не мог сказать Кириллу, сколько времени Женька уже лежит там.

Сбросив лыжи, Кирилл кубарем скатился в овраг.

Он не знал, с какого места ему следует начинать, и действовал скорее интуитивно. Он знал только одно: нужно во что бы то ни стало побыстрее добраться до Женьки!

Обдирая в кровь руки, Кирилл принялся растаскивать в стороны шершавые, словно наждак, глыбы.

Он представлял, как все произошло.

За зиму над оврагом наметало многотонные снежные козырьки. Они нависали по обеим сторонам дороги, и в этом отношении овраг был идеальной ловушкой. Каждая пурга наращивала козырьки на несколько сантиметров, а ветер спрессовывал снежную массу до прочности бетона. Весной козырьки теряли эту прочность. Достаточно постороннего звука — крика, собачьего лая, выстрела, чтобы нарушить сомнительное равновесие. Излом свежий, как будто козырек обломился только что. Такие вещи происходят мгновенно. Женька уже спустился в овраг, когда карниз пришел в движение, Нарты успели проскочить еще несколько метров, потом их накрыло. Жив ли Женька? Собаки живы, по крайней мере, некоторые. И отсюда ли он начал? Может, Женьку отбросило куда-нибудь в сторону? А, черт! Все равно надо ковырять, пока не доберешься до чего-нибудь. А главное — торопиться. Грохнется, чего доброго, второй козырек — похоронит за милую душу всех.

Рука под снегом уткнулась во что-то мягкое. Малица? Собачий бок? Раздумывать было некогда. Кирилл потянул и выволок из-под снега собаку. Это был коренник Кучум. С ним ничего не случилось. Кирилл освободил собаку из алыка, и она, как ни в чем не бывало, запрыгала вокруг него.

Кирилл обрадовался: значит, он верно сориентировался, нарты должны быть где-то рядом!

В снегу мелькнул рыжий лоскут. Малица! Рыжих собак в упряжке не было. Кирилл с лихорадочной поспешностью стал отбрасывать снег вокруг лоскута. Потом ухватился за него и потянул. Из снега вдруг высунулась белая человеческая рука. Женькина рука. Кирилл из тысячи узнал бы эту узкую, сильную ладонь с длинными, как у пианиста, пальцами.