Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, их приключениях отважных, забавных и достославных во Фландрии и других странах

Был жаркий и душный августовский день; Ламме тосковал. Молчал и спал его весёлый барабан, и палочки его торчали из отверстия сумки. Уленшпигель и Неле, улыбаясь от удовольствия, грелись на солнце. Дозорные, сидя на верхушке мачты, свистели или пели, рыская глазами по морскому простору, не увидят ли на горизонте какой добычи. Трелон спрашивал их, но они отвечали только:

– Niets – ничего.

И Ламме жалобно вздыхал, бледный и усталый. И Неле спросила его:

– Отчего это, Ламме, ты такой грустный?

– Ты худеешь, сын мой, – сказал Уленшпигель.

– Да, – ответил Ламме, – я тоскую и худею. Сердце моё теряет свою весёлость, а моя добродушная рожа – свою свежесть. Да, смейтесь надо мной вы, нашедшие друг друга, несмотря на тысячи опасностей. Насмехайтесь над бедным Ламме, который живёт вдовцом, будучи женат, тогда как вот она, – он указал на Неле, – спасла своего мужа от лобзаний верёвки. Неле будет его последней возлюбленной. Она хорошо поступила, да благословит её Господь. Но пусть она не смеётся надо мной. Да, ты не должна смеяться над бедным Ламме, друг мой Неле. Моя жена смеётся за десятерых. О женщины, как вы жестоки к чужим страданиям! Да, тоскует моё сердце, поражённое мечом разлуки, и ничто не исцелит его, кроме неё.

– Или куска доброго жаркого! – сказал Уленшпигель.

– Да, – ответил Ламме, – а где же мясо на этом унылом корабле? На королевских судах в мясоед получают четыре раза в неделю говядину и три раза рыбу. Что до рыбы, – да покарает меня Господь, если эта мочала – я говорю о рыбьем мясе – производит что-нибудь, кроме бесплодного пожара в моей крови, моей бедной крови, которая скоро уйдёт с водою. У них там есть и пиво, и сыр, и суп, и выпивка. Да, у них всё для радостей желудка: сухари, ржаной хлеб, пиво, масло, солонина; да, всё: вяленая рыба, сыр, горчица, соль, бобы, горох, крупа, уксус, постное масло, сало, дрова, уголь. А нам только что запретили забирать скот чей бы то ни было, – дворянский, мещанский или поповский. Едим селёдку и пьём жиденькое пиво. Ох-ох, всего-всего я лишён, ни dobbelebruinbier, ни порядочной еды. В чём здесь наши радости?

– Я сейчас скажу тебе, Ламме, – ответил Уленшпигель, – око за око, зуб за зуб; в Париже в ночь святого Варфоломея они убили десять тысяч человек, десять тысяч свободных сердец в одном только Париже. Сам король стрелял в свой народ. Проснись, фламандец, схватись за свой топор, не зная жалости: вот наши радости. Бей врага испанца и католика везде, где он попадётся тебе. Забудь о своей жратве. Они отвозили живыми и мёртвыми свои жертвы к рекам и целыми повозками выбрасывали их в воду. Мёртвых и живых! – слышишь ты, Ламме? Девять дней была красна Сена, и вороны тучами слетались над городом. И в ла Шаритэ, Руане, Тулузе, Лионе, Бордо, Бурже, Мо избиение было чудовищно. Видишь стаи пресыщенных собак, лежащих подле трупов? Их зубы устали. Полёт ворон тяжёл, потому что брюхо их переполнено мясом жертв. Слышишь, Ламме, голос жертв, вопиющих о мести и жалости? Проснись, фламандец! Ты говоришь о твоей жене. Я не думаю, чтобы она тебе изменила: она влюблена в тебя, бедный мой друг. И она не была среди этих придворных дам, которые в самую ночь убийств своими нежными ручками раздевали трупы, чтобы удостовериться в размерах их мужской плоти. И они хохотали, эти дамы, великие в распутстве. Воспрянь духом, сын мой, несмотря на твою рыбу и жидкое пиво. Если скверно во рту после селёдки, то много сквернее запах этих гнусностей. Вот пируют убийцы и плохо вымытыми руками режут жареных гусей, угощая знатных красавиц парижских, поднося им лапки, крылышки и гузку. А ведь только что они трогали руками другое мясо, холодное мясо.

– Больше не буду жаловаться, сын мой, – сказал Ламме, вставая. – Для свободных сердец селёдка – тот же дрозд, жидкое пиво – мальвазия.

И Уленшпигель возгласил:

Да здравствуют гёзы!Братья! Плакать не время сейчас.На крови5, из развалин,Расцветает роза свободы.С нами Господь! – кто устоит против нас?

Пусть торжествует гиена –Час придёт и льву победить:Лапы ударом одним гиену он опрокинет.Око за око! Зуб зá зуб! Да здравствуют гёзы!И гёзы на кораблях подхватили:Сам себе участь жестокую Альба готовит:

Раной отплатим за рану! Зуб зá зуб!Око за око! Да здравствуют гёзы!

XI

Чёрной ночью грохотал гром в недрах грозовых туч. Уленшпигель сидел с Неле на палубе.

– Все наши огни погашены, – сказал он. – Мы лисицы, подстерегающие испанскую дичь: двадцать два богатых испанских корабля, на которых мерцают фонари: это их несчастные звёзды. И мы мчимся на них.