Отсюда в исторических масштабах был всего один шаг до полного отчуждения армии от государства, по-прежнему лоскутного и аморфного. Всего лишь один шаг до почти бесследного разрушения такого государства, поскольку другими социальными институтами тогдашние властители пренебрегали, скорее всего даже не догадываясь об их важности. Ведь обладая доставшейся им военной машиной, можно было грабить того или иного соседа для пополнения казны на несколько лет вперед. Да и было ли им до продуманной долговременной политики, когда они жили в постоянном страхе военного переворота, как и все диктаторы-милитаристы? Но в конце VIII в. до н.э. до гибели ассирийской военной машины оставалось еще несколько десятилетий. К тому же свое высшее выражение эта машина получила именно при Синнахерибе. Переговоров он, судя по всему, не любил, а воевал с удовольствием, будучи весьма талантливым полководцем.
Поэтому, узнав, что в Вавилоне снова объявился неуловимый Мар-дук-апла-иддин, поддерживаемый местным населением и пришлой эламской армией, Синаххериб сразу же двинулся на юг. По-видимому, тогда же ему перестали платить дань сирийские царства и палестинские города, а иудейский царь Езекия «отложился от царя Ассирийского, и не стал служить ему»{73}
. Это можно назвать спланированным выступлением первого антиассирийского военного союза. Правда, действовали союзники исключительно пассивно и думали лишь об обороне, по-видимому рассчитывая, что у ассирийцев не хватит сил на всех геополитических безобразников. Но поодиночке они были империи не страшны, а ресурсов у нее пока было в избытке, поэтому коалицию ждало страшное поражение.Судьба борьбы решилась в Месопотамии. Именно там Синаххерибу противостояли наиболее серьезные противники, не говоря уже о том, что схватка происходила относительно недалеко от ядра имперской территории. В экономическом, в идеологическом и в военном отношениях Вавилон был, конечно, гораздо важнее отдаленных западных вассалов. Первый удар обрушился на него. Вавилонско-эламское войско было наголову разбито, после чего последовало очередное насильственное переселение, на сей раз халдеев-южан. Омрачало триумф то, что хитрый Меродах-Мардук бежал из ассирийских сетей, унеся с собой даже изваяния халдейских богов. Синаххериб посадил на вавилонский трон малоизвестного истории человека, чем, по-видимому, хотел показать, что считает великий город не более как одной из провинций, и двинулся карать западных изменников. Устоять перед ним никто не мог. Сначала были приведены к покорности сирийцы и филистимляне, разбит египетский экспедиционный корпус. После чего «пошел Сеннахерим, царь ассирийский, против всех укрепленных городов Иудеи, и взял их»[330]
. Наступила очередь Иерусалима.Из ветхозаветных версий лучше всего известна самая образная. Исайя предсказывает отчаявшемуся Езекии, что город будет спасен от нашествия, вслед за чем «вышел Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот, все тела мертвые»[331]
. Зафиксирована не оставляющая сомнений в своей реальности попытка ассирийцев вести пропаганду среди осажденных: так, один из ассирийских военачальников обратился к иерусалимцам на еврейском языке, чтобы убедить их в бесполезности сопротивления (несмотря на то что сановники Езекии просили его: «Говори рабам твоим по-арамейски, потому что мы понимаем, а не говори с нами по-иудейски, вслух народа, который на стене»{74}). Ассирийские надписи тоже свидетельствуют: армия вплотную подошла к Иерусалиму и тамошний царь «был, как птица в клетке». Но почему же город так и не был взят?Классическая версия принимает библейское свидетельство, толкуя его таким образом, что в лагере осаждающих началась эпидемия. Этому есть смутное подтверждение в маловразумительном сообщении Геродота[332]
. Дескать, как-то раз «пошел войной на Египет Санахариб, царь арабов и ассирийцев». Войско же египетское поссорилось с фараоном и воевать не желало. Однако египетский бог явился к фараону во сне и обещал заступиться. Тогда последний собрал с бору по сосенке ополчение и двинулся навстречу врагу. И вот «ночью на вражеский стан напали стаи полевых мышей и изгрызли их колчаны, луки и рукоятки щитов, так что на следующий день врагам пришлось безоружными бежать»{75}. Считается, что в данной легенде искажено известие об эпидемии чумы, обрушившейся на ассирийское войско. Иосиф Флавий почти ничего к этому прибавить не может, хотя, что любопытно, говорит о чуме немного скомканно{76}. Вообще, эпидемическое объяснение выглядит довольно неубедительно, особенно потому, что основные имперские силы к Иерусалиму даже не подступали, и Ветхий Завет об этом свидетельствует вполне определенно. Что же все-таки произошло? Хвастливые ассирийские надписи не проливают света на этот вопрос. Они подтверждают то, что известно и так: Иудея была полностью опустошена, а Иерусалим обложен, «выход из [городских] ворот», по выражению «Анналов» Синаххериба, был «запретным»{77}. А дальше?