Легенда о Вавилоне

Кое-что могут прояснить два неброских замечания библейского летописца. Первое, кажется, подтверждается археологическим открытием, сделанным в конце XIX в., когда недалеко от южного конца древнего иерусалимского водопровода была обнаружена надпись, описывающая окончание работы над его строительством. Речь идет о знаменитом водопроводе царя Езекии^{78}, который отвел воду из Гихонского источника внутрь иерусалимской цитадели, также называемом Писанием «водопроводом верхнего пруда». То, что именно рядом с ним молодой Исайя встречает царя Ахаза, а через 33 года там же располагается и ассирийское войско^{79}

, наводит на мысль: события более поздние (и знаменитые) повлияли на изложение обстоятельств легендарного совещания между царем и пророком во время сиро-эфраимитской войны. Не потому ли так много внимания уделяется водопроводу, что он оказался одним из компонентов, спасших Иерусалим?

Раскопки показали, что водопроводная шахта сооружалась в спешке — 534 м в скале пробивали с обеих сторон[333]. Рабочие даже не оставили на стене надпись в честь царя-строителя (явление очень редкое). Отвод источника в специально сооруженный бассейн привел к тому, что у осажденных была вода, а армия, осаждавшая город, была ее лишена (особенно иноземная, не знавшая местности и/или не могшая рассчитывать на помощь местного населения)[334]

.

Синаххериб не пошел на Иерусалим с основными силами. Данный факт может свидетельствовать о том, что ему это было не нужно, нежелательно или небезопасно. Рассмотрим эти возможности по очереди, сразу упомянув, что они вовсе не являются взаимоисключающими. Во-первых, с точки зрения геополитической, брать Иерусалим было не обязательно. Гораздо важнее был контроль над побережьем и прилегавшими к нему землями. С точки зрения библейского историка Иерусалим являлся центром мира, однако Синаххериб мог такого мнения и не разделять. Кроме того, центральная роль Езекии в организации сопротивлении Ассирии, на что указывает неоднократное упоминание его в ассирийских «Анналах», связана с тем, что в отдаленный Иерусалим восставшие союзники отправили верного ассирийского данника — свергнутого ими правителя города Экрона. Кстати, Экрон Синаххериб наказал особенно жестоко. Но стоило ли так же страшно наказывать тех, кто покорился и одумался? А ведь именно так, судя по всему, поступил Езекия. В этом Книга Царств и «Анналы» полностью согласуются: «И послал Езекия, царь Иудейский, к царю Ассирийскому, в Лахис, сказать: виновен я; отойди от меня, что наложишь на меня, я внесу»[335]. «Они захотели мира», — добавляет победоносный Синаххериб, после чего перечисляет присланную ему дань, может быть, слегка преувеличивая количество конкретных даров («ложа и высокие троны из слоновой кости, наложницы, певцы и певицы»), но не слишком противореча библейским цифрам в отношении драгоценных металлов[336]

.

Поэтому некоторые материалистически настроенные ученые считают, что ни о каком чуде речи быть не может и что его изобрели поздние почитатели Исайи, составители или редакторы корпуса текстов, приписываемых пророку. Они совершенно справедливо указывают, что вышеприведенный пассаж из истории ассирийской войны отсутствует в Книге Исайи, чтобы не отвлекать читателя от «волшебной версии». Не будем сразу вступать с ними в пререкания, а напомним еще одно как бы вскользь брошенное замечание библейского летописца, стоящее в тексте уже после сообщения об осаде Иерусалима, — знаменитой беседы между осажденными и осаждавшими и слезной просьбы Езекии к Исайе о божественном заступничестве: «Принеси же молитву об оставшихся, которые находятся еще в живых»^{80}. Ответ Исайи стоит прочитать очень внимательно.

«…Так скажите господину вашему: так говорит Господь: не бойся слов, которые ты слышал, которыми поносили Меня слуги царя Ассирийского. Вот, Я

пошлю в него дух, и он услышит весть, и возвратится в землю свою, и Я поражу его мечом в земле его»^{81}.[337] И теологическая важность речения, и предвидение Исайей того, что спустя много лет Синаххериб будет убит в Ассирии, дают возможность некоторым считать, что данная фраза написана много позднее реальных событий и потому не вызывает доверия в качестве исторического источника. С этим нельзя полностью согласиться: наоборот, наиболее достоверные сведения часто принадлежат не пристрастным очевидцам, пусть иногда писавшим по горячим следам, а авторам, чье творчество не очень далеко, но все же отстоит по времени от самих событий. Последние авторы, бывает, имеют доступ и к свидетельствам очевидцев, и к документам и, что еще важнее, могут оценить недавнее прошлое, чуть отстранясь, с позиций большего кругозора — и исторического, и философского.