Легенда о Живых и Мёртвых

Едва столичные гости показались, местные встали и одобрительно заулюлюкали, приветствуя Короля. Тот, в свою очередь, в знак приветствия помахал руками и воскликнул:

— Мое почтение, жители Тихой заводи. Долгих лет вам, урожая и всего самого-самого, — Даниэль согласно закивал, а Фрэд просто икнул.

Старейшина проводил к самым почетным местам во главе стола, сам сел рядом и подал знак. Тут же чьи-то проворные руки наполнили кружки, и Лукьян стал держать слово.

— Братья и сестры, дети, внуки и правнуки…

— Деды и бабки! — добавил какой-то древний старик с бородой до пупа, который сидел рядом с не менее древней старухой.

— Ну да, — поправился староста. — Все, короче говоря. Сегодня у нас с вами особый день: наше село посетил сам Правитель Серединных Земель — Прохор Первый со своей свитой, состоящей из королевского изобретателя и дворцового летописца, который занесет сегодняшний день в историю государства, если что вспомнит.

Жители одобрительно зашумели.

— Спасибо, что радушно приняли нас, — Прохор привстал и приложил руку к груди.

— Спасибо, — сказал Даниэль, а Фрэд опять икнул.

— Что ж, — продолжил Лукьян, — предлагаю начать гульбище!

Едва очередная порция первача обожгла горло, король и его друзья потонули в криках: жители села наперебой стали им рассказывать, что да как, естественно, все это под выпивку и под закуску. Гости отвечали на вопросы аборигенов, чокались кружками, понятное дело, пили не все, старались только пригубить, а то здоровья не хватит на всех.

Солнце ползло по безоблачному небу, нагревая и без того горячий воздух. Пьянка, приуроченная к приезду Государя, была в самом разгаре. Словно по волшебству, порожняя посуда менялась на целую, тарелка с костями превращалась в очередного порося или утку в яблоках. Ватага бутузов шныряла под столом, таская пироги. Умели в королевстве гульнуть на широкую ногу. Уж чего-чего, а радушия жителям Серединных Земель не занимать. Любого примут как родного: и обогреют, и накормят, и спать уложат. Еще и деньжат в дорогу дадут.

Множество историй услыхал в тот день Прохор, Даниэль еще больше. Ну а Фрэд так захмелел, что уже не мог никого слушать, только по привычке кивал, мол, вы рассказывайте, я все запомню. Непонятным оставался тот факт, что летописец еще мог сидеть, ведь он влил в себя чуть ли не ведро первача!

В конце концов, на село опустился вечер. Солнечный диск закатился за пики Северных гор, уступив место ночному светилу и мириадам звезд. Однако это нисколько не испортило праздник. Тут же вспыхнул огромный костер, сложенный из целиковых стволов, и снопы искр с треском рванулись в ночное небо.

Староста призывно постучал вилкой о бутыль самогона.

— Заткнулись все на чуток! — наступила тишина. — Хватит жрать, пора песню спеть. Покажем нашим гостям, как мы глотки драть можем! — Он откашлялся и зычно запел:

     Брёл в ночи домой, я был слегка навеселе,     а вокруг спокойно, ни души во всём селе.     Тут-то и увидел я соседа при луне.     Он слегка прихрамывал, спеша навстречу мне.

     Я его не знал и в его доме не бывал.     Тут он, улыбаясь, вдруг к себе меня позвал.     Всё, что в огороде по пути сосед нарвал,     выложил на стол, настойку горькую достал.     От его настойки я конкретно захмелел,     да и сам хозяин, как покойник, посинел,     а когда мы вышли подышать с ним на крыльцо,     волосами вдруг покрылось всё его лицо.     Тут подхватили все мужики:     Эх, башка дурная,

     пьяная моя башка,     тебя люблю!     И всё наливает     сосед исподтишка,     а я всё пью…

Тут все резко замолчали, а Лукьян продолжил басить:

     От такого зрелища я мигом протрезвел,     и совсем иную я картину тут узрел:     где-то в чаще леса между сосен я сижу,     шишку вместо стопки возле рта держу.

     Пичкал негодяй меня бесовскою едой;     накормил поганкой, напоил болотною водой.     Чёрт под пьяный глаз мне всю реальность подменил,     поглумился надо мной. Догнал бы, так убил!     И вновь уже не тихая заводь содрогнулась от дружного ора мужиков:     Эх, башка дурная,     пьяная моя башка,     тебя люблю!     И всё наливает     сосед исподтишка,     а я всё пью…